— Мы следуем в Могилев, — пояснил я просто, решив не мучить старика, если все же передо мной сидел он, а не хронокорректор. — Вы заснули, и я не велел вас будить. Вы крепко спите, милостивый государь!
Затем я встал и, не пытаясь подражать царю Николаю, прошествовал к бару. Выбор напитков в вагоне-салоне оказался огромен, однако марки стояли сплошь незнакомые. Открыв наугад какой-то коньяк или бренди, я начислил себе в стакан на четыре пальца и смачно, сквозь зубы вылакал, будто извозчик, стакан самогона после изнурительной смены.
Фредерикс таращился на меня почти с вылезшими наружу глазами. Последний из русских царей, как известно, крепких напитков не потреблял. Судя по вытянутому выражению лицо моего визави, передо мной был все же граф Фредерикс, а не Каин. Ну и аминь.
— Не желаете? — запоздало поинтересовался я.
Граф судорожно помотал головой.
Тогда я схватил бутылку, стакан и плюхнулся рядом с ним на диван.
— Раз так, сходите в купе, — велел я министру, — мне нужен адъютант; узнайте, проснулся он или нет?
Шокированный выходками монарха, мой спутник послушно прошел к началу вагона и вывалился наружу. Я снова налил себе дрожащей рукой. Коньяк в бокале тускло блестел и переливался. Принятый натощак, в состоянии сильного нервного напряжения, крепкий ароматный напиток подействовал очень быстро. Сознание чуть поплыло, и запутанное положение Николая Второго теперь сознавалось мной контрастней и четче — ясно, как расписанное на листе. Картина происходящего очистилась от лишних деталей и шелухи.
В чем суть сложившейся ситуации, спросил себя я.
Когда-то и где-то мне удалось читать, что политические события являются отражением экономики. Мнение прогрессивного революционера о происходящем, вероятно, звучало бы так: нищие классы угнетенной страны страдали под пятой издыхающего монархического режима. Светлые силы революционных преобразований смели их с лица земли. Годится как версия? Да. Однако энциклопедия Каина говорила совсем о другом.
Могучие силы, определившие развитие русской экономики почти на сто лет вперед, включая время промышленного рывка, называемого в энциклопедии непонятным словом «советский», обозначились в России очень давно.
Еще в первой, составленной специально для царя Николая Второго росписи государственных доходов и расходов на далекий 1895 год министр финансов Витте приводил наглядные факты. Отталкиваясь от них, не представляло труда проследить ту фантастическую, но при этом совершенно реальную динамику, с которой «отсталая угнетенная страна» под управлением «издыхающего» самодержавия рвала все представления о возможностях экономического подъема. У русского царя отсутствовала необходимость завышать экономические показатели на бумаге — он не отчитывался ни перед кем на съездах и в комитетах, а потому показатели роста были реальными. И они поражали!