Пошли на паровозные гудки. К вокзалу не протиснуться, выгружали раненых, забивая носилками все подходы к старинному зданию с башенными часами. Патруль преградил дорогу, потребовал документы, мигом протрезвевшая Томка прильнула к офицеру с повязкой, глазами вращая в сторону Андрианова: с этим контуженным лучше не связы-ваться, псих. Пропустили на перрон. В поезд сажали по литерам, кого пускали, кого нет. Люську втащили в вагон лейтенанты через окно, они же пробились к тамбуру, подсобили Андрианову, Томка зычным голосом пробивала себе путь, ведя Варвару. Едва тронулись, как она бурно заговорила с бригадиром поезда и потребовала отдельное купе, предъявив командировочное и упирая на то, что больной, которого они сопровождают, такое может выкинуть, что лучше бригадиру не рисковать. Тот напугался. Перебрались из общего в офицерский купейный, здесь было тихо и пахло по-другому, шипром и штабом, погоны у всех с двумя просветами. Люська божилась, что видела и генерала, Томка пальцами обежала свои груди.
До Саратова – сутки езды, в Саратове Андрианов хотел пристроить Томку к госпиталю, а там уж она сама найдет – мужа, дом, защиту от войны. Сложнее обстояло с Люськой, ее тянуло в подворотни, ее манили парни с челкой и в низких хромовых сапожках, их не пугали ее недовыведенные наколки.
Курили в купе, дымили нещадно, приспустив окно. Открыли последнюю пачку «казбека», и Томка пошла менять тушенку на папиросы. Вернулась ни с чем, банку истратила неизвестно на что, сидела, затылком касаясь межкупейной перегородки, закрыв глаза, на губах застыла мечтательная улыбка. Встала вдруг, затянула гимнастерку под ремень, подмигнула. «Ну, девки, берите пример!..» Варвара сонно смотрела на нее, Люська облизывала палец, побывавший в тушенке.
– Ну? – спросил Андрианов, когда Томка проскользнула в купе и вновь погрузилась в мечтания, закрыв глаза. – Что-то наклевывается?
Она вынырнула из мечтательного забытья, глянула на него весело и твердо.
– Ваня, благослови: подцепила дурачка генерала. Берет меня с собой. Выходим с ним на следующей станции.
– С богом. – И радость в нем была, и ревность, и опасение. – Командировочное предписание отдай.
– Возьми.
Она судорожно как-то подергалась. Встала, глубоко вздохнула, двигая мышцами живота. Притронулась к грудям.
– Прощайте, девки. Люська, не воруй без толку. А тебе, деревня, отдаю свою долю, бери мешок. Тебя же, Иван, долго помнить буду.
А еще через две станции пропала Люська, пошла в туалет и больше не показалась, Андрианов хотел было поискать ее в поезде, но передумал: Люськина пилотка на столике, одеяльце ее на полке. Время шло, а Люська не появлялась. Андрианов разорвал предписание, теперь нет уже сопровождавших его медсестер, теперь он сам по себе, офицер, направляющийся в госпиталь с целью переосвидетельствования, выписка из медицинской книжки в кармане, на удостоверении личности поставлены печати, настоящие, к ним Калинниченко не прикладывал свои золотые руки.