— Должен добавить, — продолжал Дойль, — что ни разу в беседе с Уайльдом я не заметил ни малейшего намека на вульгарную грубость мысли, и тогда я не мог ассоциировать его ни с чем подобным.
— Иными словами, профессиональный джентльмен.
Дойль проигнорировал эту шпильку.
— Я встретился с ним снова несколько лет спустя на одной из лондонских улиц, и мне показалось, что он совсем помешался. Он спросил, смотрел ли я какую-то его пьесу. Я ответил, что, к сожалению, нет. «О, вы обязательно должны ее посмотреть, — сказал он мне с серьезнейшим выражением. — Она чудесна! Гениальна!» От его былых инстинктов джентльмена не осталось и следа. Я подумал тогда и думаю сейчас, что чудовищный сдвиг, сгубивший его, был патологическим, и заняться им следовало больнице, а не полицейскому суду.
— Ваш либерализм опустошил бы тюрьмы, — заметил Энсон сухо.
— Вы неверно поняли меня, сэр. Я дважды участвовал в гнусности выборов, но я не принадлежу ни к какой партии. Я горжусь тем, что я неофициальный англичанин.
Это словосочетание, которое Энсон счел самодовольным, повисло между ними, колеблясь, как клуб сигарного дыма. Он решил, что настало время атаковать.
— Этот молодой человек, на чью защиту вы так благородно встали, сэр Артур, он, должен вас предупредить, не совсем таков, каким вы его считаете. Было много обстоятельств, о которых на суде не упоминалось.
— Без сомнения, по той веской причине, что они по правилам не могли считаться уликами. Или носили такой сомнительный характер, что защита легко их опровергла бы.
— Между нами говоря, Дойль, ходили слухи…
— Слухи ходят всегда.
— Слухи об игорных долгах, слухи о злоупотреблениях деньгами, доверенными клиентами. Вам стоит спросить своего юного друга, не было ли у него в течение месяцев, предшествовавших аресту, каких-либо серьезных неприятностей.
— Ничего подобного я делать не намерен.
Сэр Джордж неторопливо поднялся, подошел к бюро, вынул ключ из ящичка, отпер другой и извлек папку.
— Я показываю его вам строго конфиденциально. Адресовано оно сэру Бенджамину Стоуну. И, несомненно, было одним из многих.
Письмо было датировано 29 декабря 1902 года. Вверху слева были напечатаны профессиональный и телеграфный адреса Джорджа Идалджи; вверху справа — «Грейт-Уайрли, Уолсолл». Не требовалось заключений шарлатана Геррина, что почерк был почерком Джорджа.
Дорогой сэр, из обеспеченного положения я низведен до абсолютной нищеты, главным образом из-за того, что вынужден был уплатить большую сумму денег (почти 220 ф.) за друга, которому был гарантом. В надежде исправить свое положение я сделал заем у трех ростовщиков, но их чрезмерные проценты только ухудшили положение дел, и теперь двое из них