Горечь этих обвинений свидетельствовала об истинной преданности христианской церкви, которую многие люди свято хранили. Если бы они были равнодушны к доктрине и организации, они проявляли бы такое же равнодушие к ее хранителям. Они сами превратили свои приходские церкви в рынки, во время паломничества напивались и воровали, но от своих духовных наставников ждали чего-то лучшего. То, что стражи Града Господня использовали свою власть для удовлетворения плотских аппетитов, было источником позора для тех, кто сознавал природу таинства, которое низводили в грязь. Пусть на каждого распущенного монаха или кардинала приходились сотни достойных и честных священников, отдавшихся своему трудному призванию от всей души. Именно меньшинство привлекало к себе внимание общества и стрелы сатириков, усердно клеймивших его на удивление потомкам. При этом меньшинство худшего толка устраивалось при папском дворе, в самом сердце церковной организации (см. рис. 102). Яростные политические баталии в Риме, скандалы вокруг непотизма (семейственности), упадок морали ставили клеймо на весь христианский мир. Разочарование ученых, надеявшихся посвятить себя служению величайшей организации в мире, изливалось в яростных диатрибах[19]. Один из них признавался, что, будь на то его воля, он последовал бы за Лютером, «лишь бы увидеть, как эту свору негодяев поставят на заслуженное ими место, дабы они были вынуждены жить либо без пороков, либо без власти». Хватало высших священнослужителей (кардиналов, епископов и даже пап), которые пытались очистить Град Божий, но в узком и закрытом властном кругу почти невозможно ввести новые принципы. Реформа, когда пришла ее пора, прорвалась снизу.
Попытки провести локальные реформы предпринимались в Европе не раз. Некоторые сами собой сходили на нет, некоторые были заклеймены как ереси, другие находили дорожку в церковь и после получали там признание. Великие движения часто возникали без лидера и руководства, будучи спонтанным бунтом людей, доведенных до отчаяния природными или рукотворными катастрофами. Они обращались к Богу как к последней надежде. Таковыми стали огромные процессии флагеллантов, пронесшиеся по Европе в годы Черной Смерти. В них приняло участие столь громадное число людей, что власти не имели возможности их подавить, а церковь мудро не пошла наперекор потоку и плыла с ним, пока он не пошел на убыль. Церковь могла себе это позволить, потому что эти массовые эмоции не имели цели и могли быть направлены в безвредное русло. Однако вновь и вновь поднимались движения с лидером, умевшим сформулировать бесформенные надежды и страхи им ведомых, что угрожало существующему строю, и духовному и мирскому. Два таких лидера родились через поколение друг от друга. Оба были монахами. Один – итальянец Джироламо Савонарола, другой – немец Мартин Лютер. Итальянец на краткий миг добился абсолютной политической и духовной власти в пределах города Флоренции, но кончил смертью уголовного преступника. Немец почти нехотя оказался поборником и защитником веры для половины Европы.