На этой-то психологически-мифологической почве и совершается ницшевское «преодоление» декадентства. Также как Ницше заблуждался насчет самого себя, думая что ему лично удалось преодолеть декадентство, точно так же он воображал, что с помощью его мифологизированной психологии истории декадентство может быть вообще преодолено изнутри, психологически. Этим объясняется его особое отношение к проблеме декадентства: он и не осуждает его сплошь, как ограниченные защитники более ранних стадий развития, и не чувствует себя благополучным в болоте декадентства, как опустившиеся рядовые литераторы. В противоположность тем и другим он видит в декадентстве неизбежную переходную ступень к «оздоровлению» человечества, И его путь заключается в том, что он последовательно доводит до конца противоречивость своих исходных философских позиций. Он хочет именно посредством усиления декадентства подняться над декадентством. Те самые элементы, которые в обыкновенном декадентстве разлагают и умерщвляют жизнь могут, если усилить их мощь, их энергию, перейти в противоположность декадентства.
«Это в конце концов вопрос силы: все это романтическое искусство какой-нибудь сверходаренный и могучий волей художник мог бы целиком перегнуть в антиромантизм или, употребляя мою формулу, в дионисизм, — совершено так же, как всякий вид пессимизма и нигилизма становится в руках сильнейшего лишним молотом и орудием для построения новой лестницы к счастью».
Во всем этом ясно обнаруживается глубокая связь Ницше с традициями романтической критики капитализма: Ницше борется против романтики, но так, что «дурной, декадентской» романтике он противопоставляет «хорошую» романтику, дионисийское начало. Правда, со стороны содержания метод Ницше противоположен методу старых романтических противников капиталистической культуры. Он — апологет «дурных сторон» капитализма.
Эта позиция дает ему возможность критиковать самым радикальным образом современную культуру, беспощадно (по видимости) разоблачить ее внутренние противоречия. И может показаться, что в этом пункте Ницше соприкасается с ранне-буржуазными «циническими» критиками капитализма. Но это так кажется только. Ибо эти последние (вспомним хотя бы Мандевиля) отдают себе полный отчет в объективно-революционном характере капиталистического развития, и это сознание великой исторической миссии их класса дает им смелость говорить прямо, с циничной ясностью, о грязном и кровавом, но исторически неизбежном пути этого развития.
Наоборот, Ницше предпринимает апологию капитализма, исходящую из его «дурных сторон», потому что он слишком проницателен, чтобы не видеть, что все прямые апологетические аргументы давным-давно уже выдохлись, что спасти капитализм можно только беспощадной (по видимости) критикой его деградирующих последствий, только с помощью «credo quia absurdum» (верю, потому, что это нелепо).