Воля к смыслу (Франкл) - страница 38

за то, что он делает, но также за то, каким он является, потому что человек не только ведет себя в соответствии с тем, каким он является, но также становится таким, каким он делает себя своим поведением. В конце концов, человек становится таким, каким сделал себя сегодняшнего из себя вчерашнего. Вместо того, чтобы полностью подчиняться каким-то условиям, он создает самого себя. События и факторы представляют собой не что иное, как сырой материал для таких самосозидающих действии, и человеческая жизнь является неразрывной цепью таких действий. Они представляют собой инструменты, средства для достижения цели, поставленной самим человеком.

Несомненно, такое видение человека представляет собой нечто обратное той концепции, которая заявляет, что человек является продуктом, или следствием, цепи различных причин. С другой стороны, наше утверждение человеческого бытия как акта самосозидания соответствует базовой посылке, что человек не просто «есть», но всегда решает, каким он будет в следующий момент. В каждый момент человек постоянно формирует и выковывает свой собственный характер. Таким образом у каждого человека есть шанс в любой момент измениться, Это — свобода изменяться, и никто не должен отрицать право воспользоваться ею. Мы никогда не сможем предсказывать будущее человека — это возможно только в рамках статистических данных, относящихся к целой группе. Сама личность принципиально непредсказуема. Все предсказания будут основываться на биологических, психологических или социологических влияниях. Как бы то ни было, одним из основных качеств человеческого бытия является способность возникать из этих условий и быть выше их — выходить за их пределы. Точно так же человек, в конечном счете, выходит за пределы самого себя. Человек выходит за пределы самого себя настолько, насколько он изменяет свой собственный характер.

Хочу привести следующий случай. Он касается доктора Д., единственного человека из тех, с кем мне приходилось сталкиваться за всю мою жизнь, которого я могу смело назвать сатанинским существом. В то время, когда я знал его, он носил кличку «массовый убийца Штейнхофа», — так называлась большая психиатрическая больница в Вене. Когда нацист начал осуществлять свою программу эйтаназии, он заправлял всем и настолько фанатично выполнял порученную ему работу, что старался не позволить ни одному из психотиков избежать газовой камеры. Парадоксально, но те несколько пациентов, которым удалось спастись, были евреями. Случилось так, что небольшая палата в еврейском доме престарелых оставалась неизвестной доктору Д., и, хотя гестапо, которое инспектировало этот институт, строго запрещало допуск каких-либо психотических пациентов, мне удалось тай- ком провести этих пациентов и спрятать их, выписав фальшивые диагностические сертификаты. Я изменил симптоматологию так, чтобы показать афазию вместо шизофрении. Я, также нелегально, организовал шоковую терапию. Таким образом эти еврейские пациенты могли быть спасены, поскольку даже функционеры — сторонники нацистской партии, были «в благодарность» убиты. Когда я вернулся в Вену — после того, как сам спасся от газовой камеры в Аушвице, — я навел справки о том, что случилось с доктором Д. «Он был посажен русскими в одну из одиночных камер Штейнхофа, — ответили мне, — на следующий день, впрочем, дверь в его камеру оказалась открытой и доктора Д. больше не видели». Потом меня уверили, что он, подобно другим, стараниями товарищей был переправлен в Южную Америку. Однако не так давно у меня на приеме был бывший австрийский дипломат высокого ранга, который пробыл в заключении за «железным занавесом» в течение многих лет — сперва в Сибири, затем в Москве. Пока я проводил с ним неврологическое обследование, он неожиданно спросил меня, не случалось ли мне знать доктора Д. Получив от меня утвердительный ответ, он продолжил: «Я познакомился с ним на Лубянке. Там он умер в возрасте примерно сорока лет от рака мочевого пузыря. Однако перед смертью он проявил себя таким хорошим товарищем, которого только можно себе представить! Он всем приносил облегчение. Он жил по высочайшему моральному стандарту. Он был лучшим другом, которого я когда-либо встречал за долгие годы в тюрьме!»