После смерти Аристотеля в 322 году до н. э. философы отказались от честолюбивого намерения покорить мир и стали покорять себя. В послеаристотелевских Афинах существовали четыре школы, которые поддерживало государство, пока Юстиниан не закрыл их в 529 году н. э. Это были стоики, эпикурейцы, академики и перипатетики – школы, представлявшие четыре разные традиции>1.
Общим для всех четырех школ было ощущение философии как утешения в мире, где человек чувствовал, что сам по себе мало значит. Философию занимало, как сохранить человеку его достоинство и примирить его с существующим устройством мира. Круг вызывавших любопытство тем, ранее широкий, сузился; исчезла дерзость мысли.
Если сравнить музей в представлении Аристотеля с Александрийской библиотекой или Академию Платона с библиотекой Адриана, то станет видно: что-то изменилось, и изменилось коренным образом>2. Аристотель, хотя и был до мозга костей наблюдателем и собирателем, никогда не считал, что собирание само по себе имеет какую-то ценность. Его задачей было изучать и классифицировать для того, чтобы узнать, как основные типы и причинно-следственные связи проявляются в каждой изучаемой области>3. Александрийская же библиотека была воплотившейся в образе учреждения идеей, что просто собирать – хорошо, поскольку накопление данных и источников для справок неизбежно улучшит понимание. Таким образом, исходная программа «собирать, классифицировать, объяснять» была сокращена до «со-бирать»>4. Тем временем Академия стала центром философии скептицизма. Платон убедил своих последователей, что, если бы не было платоновских идей-форм, достоверное знание не могло бы существовать, но последователи не верили, что эти идеи доступны человеческому уму. Они отстаивали свой скептицизм частично как этическую позицию: человек может избежать страданий, если станет воздерживаться от суждений и не будет ожидать того, что в действительности может и не произойти, а также смешивать уверенность с вероятностью. Обратите внимание, как сильно эта точка зрения, в особенности ее центральное положение, что идеальная жизнь – та, в которой человек избегает страданий, отличается от более ранней греческой философии, которая высказывалась утвердительно и активно участвовала в жизни>5.
По странной иронии стремление эллинистических школ к конкретности и практицизму дало в результате академичные и абстрактные взгляды на жизнь. Римский мир не был удовлетворен советом «смотреть на вещи философски». Вместо этого он обратился к новым формам религии, которые могли предложить человеку что-то более конкретное и близкое к жизни. В частности, христианство удовлетворяло эту потребность так, как этого не делала академическая философия. Став официальной религией Римской империи, а потом религией всего ее населения, христианство по-новому сориентировало философов