Орлы и звезды. Красным по белому (Гулин) - страница 22

  **

   Четвертый день брожу по Петрограду среди хмурых нахохлившихся домов стылых рабочих окраин. Здешнее небо подернуто серой дымной пеленой, и можно только догадываться что там за ней: такие же серые тучи или лазурь бесконечная. В центре города все по-другому. Чистые метеные тротуары, чистая ухоженная публика. Но там нет места для серых солдатских шинелей, если они пребывают сами по себе, а не внутри грозящего штыками небу строя. Под барабанный бой, с развернутым знаменем, - ать-два! - ать-два! - это, пожалуйста, это хоть по Невскому. Чудо-богатыри! Каждый на своем месте, как ровные буквы парадной реляции. А выпавшая из строя буква - это уже не буква, а клякса. Нет, напрямую тебе об этом никто не скажет. Но понять дадут. Взглядом. Неодобрительным, или холодным, мимо, как и нет тебя вовсе. Здесь же, среди высоченных труб и закопченных корпусов питерских заводов - небо, его, сколько не копти, оно все одно копоть на тебя же и отринет - моя серенькая шинель вполне даже комильфо. Хотя, взглядами и здесь не ласкают. Понятное дело - пришлый! А что делать, если не знаю я, где до фронта обитал и работал Николай Ежов? Мне простительно, у меня тяжелая контузия. Даже отпуск для поправки здоровья выправили. А потом - в часть! А что мне там, на фронте, делать, когда через два месяца грянет в Петрограде революция? Я-то это точно знаю! И место мое здесь. Вот только за что зацепиться?

   - Колька, Ежов!

   Ух, ты, как колотнулось сердце! Оборачиваюсь на голос. Рабочий парень моего возраста, улыбаясь, идет ко мне. Осторожно улыбаюсь в ответ, жму протянутую руку. Смотрит недоуменно.

   - Ты чего, Николай, это же я, Флор!

   - Извини, Флор, - стараюсь придать голосу вины, - я после госпиталя, сильно контузило меня на фронте, всю память отшибло.

   - Вот беда! - сочувствует Фор. - И что, совсем ничего не помнишь?

   Пожимаю плечами.

   - Не то чтобы совсем, но вот людей почти не помню.

   Смотрит как-то странно, будто решается на что-то. Потом подвигается ближе.

   - Слушай, Николай, а пойдем-ка со мной? Тут у нас собрание намечается, расскажешь: как там на войне.

   Вот так. Все очень просто. И удивляться нечему. Главным было найти то место, где тебя знают. Чужака не примут. А своего, да еще фронтовика, - как такого не привлечь к борьбе с самодержавием? Время теперь такое: предреволюционное. Но мне сразу соглашаться не след. Говорю, как бы в сомнении:

   - Так я с фронта почитай три месяца...

   - Ничего! - хлопает меня по плечу Флор. - Что было, про то и расскажешь. Идем?