Не тот случай, подумала Яна и удивилась, что Павлик этого не понимает.
Выходит, измена для него – такая же рядовая ситуация, как раньше, – самоутверждение за Янин счет. «Он ведь никогда меня не видел, – подумала Яна. – И сейчас не видит. Как будто я не человек, а его тень…
Сбежавшая тень, которую во что бы то ни стало надо вернуть…»
– Павлик, я пойду, – вяло ответила Яна, поддавшись его пристальному взгляду. – День был тяжелый, а мне еще работать. Какая теперь разница, изменил ты мне или нет? Все, проехали…
– То есть как – проехали? – недоуменно воззрился на нее Павлик. – Это значит то, что я с тобой пять лет прожил, – не в счет? Значит, по барабану, что мы женаты, что я вообще-то с тобой всю свою жизнь собирался прожить?
– Долго и счастливо? – усмехнулась Яна, которую уже начало бесить его еще месяц назад привычное яканье. – Ты собирался, ты прожил… Я-то к этому какое отношение имею?
– Не язви – тебе не идет… Холодные глаза Павлика приобрели неприятную бесцветность, как было всегда, когда он начинал злиться. Увы, в отличие от Яны злился он холодно, некосноязычно и мог быть очень грубым, бил, не стесняясь в выражениях, и часто попадал в цель.
– Павлик, я не хочу язвить… – Яна почувствовала, как внутри все сжимается, съеживается, как подожженный клочок бумаги. – И видеть тебя я тоже не хочу. Давай разойдемся спокойно. Не друзьями, конечно, – ими мы никогда и не были… Просто тихо и без склок. Я не для того ушла из дома, чтобы выяснять с тобой отношения здесь…
– Да ты просто споказушничала, – скривился в улыбке Павлик. – Типа вся такая крутая, типа ушла, как мужчина… Круто, конечно, Ясечка, я это оценил. А теперь собирай свои вещички и пойдем домой.
От Павлика можно было всего ожидать, но такая наглость повергла Яну в замешательство. Растерявшись, она даже не нашлась что ответить.
Услышав голос бывшего хозяина, залаял проснувшийся Ганс.
– Фу, Ганс! – крикнула Яна через дверь.
В Павликовых глазах промелькнула знакомая Яне тень. Павлик мнил себя манипулятором и действительно был им, во всяком случае, когда дело касалось Яны. Он мог надавить на жалость, мог нащупать больные точки и жать на них, покуда у жены не перехватывало дыхание, образно, конечно, говоря. Сейчас больной точкой был Ганс. Собака «считалась» общим, по мнению Павлика, «совместно нажитым имуществом», так что по-хорошему Яна не имела права единолично принимать решение и забирать Ганса с собой. То, что Павлик терпеть не мог Ганса и всячески противился тому, чтобы подобранный Яной щенок остался в доме, никого не волновало. С этой минуты Ганс, ежеденно и еженощно досаждавший хозяину своим присутствием, – Яну всегда удивляло, как Павлик с таким отвращением ко всем живым существам с маниакальным упорством требует от нее завести ребенка, – стал прямо-таки пределом мечтаний Павлика.