Сзади что-то толкнуло мечника. Вслед за ударом он почувствовал, как лопатки обожгло. Боль не сразу вспыхнула, сначала был несдерживаемый гнев. Он развернулся на пятках, чтобы обрушить окровавленный меч на очередного врага. Острая кромка располосовала череп, разбрызгивая кровь, заливавшую землю, окропившую одежды. Утробный вой умирающего оглушил, но не настолько, чтобы не услышать промелькнувшую рядом с ухом стрелу. Чудом Лукай успел отклониться, а за спиной замертво рухнул выпрыгнувший из ручья орк с торчавшим в глазу древком стрелы.
– Извини, брат! – донесся вопль Бигдиша. – Не рассчитал!
Лукай не успел ответить – только ускользнуть от удара. Ноги в еще влажных сапогах неожиданным образом переплелись, и он рухнул на спину, выронив меч. Над ним нависала страшная оскаленная рожа, пахнуло смрадным дыханием. Неожиданно замахнувшийся зеленокожий дикарь выпучил налитые кровью глаза, из горла торчала прошедшая насквозь стрела. Из ослабевших пальцев выпал клинок, и орк завалился на Лукая.
– Это опять я! – зло веселился лучший друг.
Мечник поспешно брезгливо оттолкнул тело орка и стал шарить в темноте, пытаясь найти оружие. Со странным звяканьем меч скользнул к нему, словно кто-то специально толкнул его ногой к хозяину. Тут Лукай разглядел мощную фигуру Фива, сжимавшего оружие. Неожиданно сквайр закружился на месте, вытянув руки и превращаясь в смертоносный волчок, и мечник уже и голову-то боялся поднять. Рядом с ним на землю валились поверженные тела дикарей в нелепых кожаных юбках, будто все воины зеленокожих дикарей были бабами. Хотя кто их знает, если они и серьги пиратские в ушах носят?
Фив остановился резко, вдруг странно охнув, а потом рухнул наземь как подкошенный. Лукай, наплевав на собственную боль в спине, вскочил и бросился к рыцарю. Тот катался по траве, сжимая окровавленными пальцами древко стрелы, торчавшей из плеча.
– Бигдиш, прикрой! – заорал Лукай в темноту.
Он сел на одно колено рядом со сжавшим зубы воином. Тот страшно кашлял, а на бледном, почти белом лице лихорадочно горели черные расширенные глаза. Казалось, от боли Фив превращался в мифическое чудовище.
– Вытерпишь? – с хрустом обламывая торчавшее из плеча товарища древко с черным оперением, пробормотал Лукай и непроизвольно пригнул голову, когда над макушкой промелькнула стрела. В темноте донесся стон и плеск воды от рухнувшего в ручей тела. Фив затряс головой, переворачиваясь, и вместе с выдернутым из живой плоти наконечником ужасная кровавая ночь огласилась невыносимым воплем боли, внезапно оборвавшимся: взрослый сильный воин потерял сознание.