— Она часто там бывала? — спросила я.
— Да, — сказал он, — часто. Пикники при луне… ну, то одно, то другое…
Мы снова шли бок о бок, я все еще напевала про себя.
— Какая прелесть! — весело воскликнула я. — Пикник при луне… это, верно, восхитительно. Вы когда-нибудь участвовали в них?
— Один или два раза, — сказал он.
Я притворилась, что не замечаю, каким неразговорчивым он стал, с какой неохотой отвечает на мои вопросы.
— А почему там, в маленькой гавани, поставлен буек? — спросила я.
— Раньше там стояла на якоре яхта, — сказал он.
— Какая яхта? — спросила я.
— Ее яхта.
Меня охватило странное возбуждение. Я не в силах была прекратить расспросы. Фрэнк не хотел говорить об этом, я знала, но, хотя я испытывала жалость к нему и стыд за себя, я должна была продолжать. Я не могла замолчать.
— Что с ней случилось? — сказала я. — Это была та самая яхта, на которой она утонула?
— Да, — тихо сказал он, — яхта перевернулась и пошла ко дну. Ее смыло за борт.
— Какой величины была яхта? — спросила я.
— Около трех тонн водоизмещением. С небольшой каютой.
— Из-за чего она перевернулась? — спросила я.
— В заливе бывают сильные штормы, — сказал он.
Я представила зеленые, покрытые барашками волны в проливе за мысом. Возможно, ветер поднялся внезапно — смерч, идущий воронкой от маяка на холме, и крошечная яхта накренилась, сотрясаясь, на бок, белый парус лег плашмя на бушующие волны.
— Неужели никто не мог добраться до нее? — сказала я.
— Никто не видел, как это случилось, никто не знал, что она вышла в море, — сказал Фрэнк.
Я боялась взглянуть на него. Он бы увидел по лицу, как я поражена. Я всегда думала, что несчастье произошло во время парусных гонок, что рядом были другие яхты, яхты из Керрита, что все это произошло на глазах у людей, у зрителей, сидевших на скалах на берегу. Я не знала, что она была одна. Совершенно одна там, в заливе.
— Но в доме должны же были знать, — сказала я.
— Нет, — сказал он. — Она часто вот так уходила в море. Возвращалась в любое время ночи и спала в домике на берегу.
— И не боялась?
— Боялась? — сказал он. — Нет, она не боялась ничего на свете.
— И Максим… Максим не возражал против того, что она плавала вот так, одна?
Он ничего не ответил, затем, через несколько секунд, коротко сказал:
— Не знаю.
У меня создалось впечатление, что он не хочет кого-то предать. То ли Максима, то ли Ребекку, то ли даже самого себя. Он был странным. Я не знала, как его понять.
— Значит, она утонула, когда пыталась доплыть до берега после того, как яхта пошла ко дну, — сказала я.
— Да, — сказал он.