— Возле Кремля?
— Конечно!
— У моей мамы тоже в Москве свой дом был. Большой. И склеп фамильный. — Василиса, вспомнив о маме, расстроилась.
— Вы из буржуев?
Девушка не ответила.
— Никому не болтай. Буржуев никто не любит. Донос состряпают — и опять в свою Тмутаракань тю-тю!
— Я и не болтаю.
— Ты ведь комсомолка?
— Конечно.
— Вот и ладненько. Сегодня ложись спать, а завтра поведу тебя к акушерке. У тебя сколько недель?
— Целый месяц, а может быть, и больше.
— Месяц? Это не беда. Проснувшись, Василиса обнаружила у постели на тумбочке конверт с деньгами.
— Это привет от Ромы. — Намазывая на хлеб масло, Леля уже прихлебывала чай из блюдца. — Тебе есть не велено. Перед абортом нельзя, еще вырвет. А там за тобой убирать некому. Поедем на трамвае. Она живет в коммуналке. Сюда идти не захотела.
— Не в больнице? — уже смирившись с мыслью, что ей нужно избавиться от ребенка, испугалась Василиса.
— Сказано же тебе, аборт в больнице — это направление из женской консультации, морока, в общем. Там тебя уговаривать начнут, медицинских показаний к аборту у тебя нет.
— Какие еще показания?
— Сердце больное, порок или еще что-то. У тебя порок?
— Нет.
— Вот видишь. Одевайся.
— А Роман?
— Роман ночью в Киев улетел.
Василиса с Лелей пересекли Москву из конца в конец. Сначала на трамвае, потом на метро.
— Не глазей, а то опоздаем, ей на смену идти, — одергивала Леля Василису, когда та чуть не застряла каблуком в эскалаторе. Огромное подземное царство в мраморе ошеломило девушку. — Видишь, сколько после буржуев понастроила Советская власть?
— Да-а, — остановившись около скульптуры матроса, замерла Василиса. — Это мой отец. Точь-в-точь!
— Да ты что? А говоришь из буржуев.
— Так это мама.
— Правильно сделала, что за революционера замуж пошла. Вон моя за бухгалтера, так у него растрата случилась.
— И что?
— Посадили и расстреляли.
— Как расстреляли? А вы?
— Ну, я маленькая была, а мама сказала: «Правильно, нечего народные деньги разбазаривать!»
— Так он ведь для вас с мамой старался, наверное?
— Нет, не для нас. Выяснилось, что его начальник подставил и все деньги украл. Потом и начальника под вышку. Но отца уже не вернуть. Вот я и говорю, если б революционный матрос был и на фронте погиб, тогда бы гордиться можно.
— Зачем тебе мертвый отец? Я бы любым гордилась, только живым!
Когда они подъехали к двухэтажному бараку, где жила акушерка, Василиса побледнела.
— Не дрейфь, — подбодрила ее Леля. — Я несколько раз уже… — Она не успела закончить фразу, как дверь распахнула полная тетка в грязном фартуке поверх байкового халата.