— Что значит — тоже?! — взвился Левыкин, не поднявшись, однако, ни на миллиметр. — Что такое?! Я достиг… вы не можете знать, чего я достиг! Я первым вызвал Стража, ко мне являлись все демоны, меня Ступкин обратно вписал!
Он долго еще перечислял свои достижения: удачная экстериоризация в Омске, когда напали трое местных, пьяных, — вылетел из тела, наблюдал со стороны, боли не чувствовал, били как бы не его. Буквально выбили душу, хромал потом три недели.
— Ну вот видите, — сказал Даня. — Я, наверное, зря вам про все это.
— Но как, как вы… — Левыкин понял наконец, какой вопрос надо было задать.
— Не знаю, — честно сказал Даня. — Я могу вам объяснить тысячу деталей, но они имеют смысл, только когда будет первый раз. После него уже ясно, что и как. Например, поворачивать налево, потому что направо… ну, в общем, нехорошо направо. И я все-таки думаю… взлетают не от занятий, тренировка — хорошо, но я ведь почти не тренировался. Взлетают, когда входят в известное состояние, а оно не тогда, когда бьют, или по крайней мере очень слабо с этим связано. Оно — ну, что ли, ты очень сильно отталкиваешься, совершенно отпускаешь себя, но и это все следствие. В сущности, взлетаете не вы. Взлетают ваши причины, но это все так коряво! Это когда к чувству полной потери всего прибавляется состояние силы, когда как бы все уже можно… Но словами я все только порчу. Я уверен, что у вас другой путь. Я чувствую вашу силу — иначе не нашел бы вас, конечно.
Этот аргумент Левыкина успокоил. Он и в гимназии учился посредственно, хуже тех, кто работал гораздо меньше и неусидчивей. Но ведь Галицкий нашел его. Значит, он подавал о себе знак — и оккультная связь, о которой предупреждал Остромов на первых занятиях, срабатывала; кто владеет оккультной связью, тот и полетит. Говорит же Галицкий… Левыкин и сам не заметил, как произвел Галицкого в авторитеты: тот хоть и недострадал, но летал. Без авторитетов Левыкин не мог.
— Вы бы мне как-то… несколько уроков… — начал он.
— Обязательно, — соврал Даня. Он знал, что больше не увидит Левыкина никогда.
Бесплодные попытки на неделю стали настойчивей, оголтелый клювик дырявил занавеску что было мочи. Вскоре, впрочем, Левыкин растворился в общем ленинградском фоне — где все медленно понимали, что ничего не получится. Каждый вкладывал в это нечто свое, но чувство было общее.
Что касается судьбы Левыкина, то он вызвал Батима, а как приходит Батим, мы уже говорили. Впрочем, в то время он приходил уже и к тем, кто не звал. Так всегда бывает, когда слишком многие вызывают Батима, желая властвовать над миром и не зная, что с ним делать.