Дежурный посмотрел сквозь него и равнодушно отвернулся.
Жаль ремня, подумал он, а впрочем, зачем теперь ремень.
Падал медленный, второй за зиму снег. Надо было куда-то идти.
8
Мысль продолжала работать четко, как чужая. Идти домой было ни в коем случае нельзя. Следовало идти на Защемиловскую — тело знало это и тянулось туда. Он медленно, пошатываясь от усталости, шел к трамвайной остановке и недоумевал, как это не мог понять раньше истинной природы защемиловского дома. Но в том и фокус, что точка перехода открывается только в преддверии перехода.
Я убил человека. Нет, не человека. Не человека, не убил и не я.
Впрочем, какая разница.
На него оглядывались. Видимо, заканчивалось действие ускорения. Он не мог уже проскальзывать между складками воздуха, его ступенчатыми, пластинчатыми структурами. Его уже было видно.
Брюки спадали. Невидимость можем, ремень не можем.
Возрастала разреженность.
Во взглядах было больше опасения, чем ненависти.
Дотронуться боялись.
Он чувствовал выражение собственного лица: как у Дробинина в минуты вдохновения. Ужасно, что вдохновение может быть ведомо и Дробинину. Где он теперь?
Ощущение неприятное, прав был Уэллс, невидимость болезненна. Трудней всего выходить.
Пейзаж штриховался снегом, заваливался вбок. Как быстро все.
Под снегом и Защемиловская благородна.
Его ждали, но он не предполагал, что будут двое. Почти библейская картина: у крыльца управления, на безлюдной в этот серый дневной час улице стояли в одинаково потертых пальтишках Страж порога Карасев и мальчик Кретов. Карасев смотрел на приближающегося Даню слегка сочувственно, но одобрительно. Мальчик Кретов с трудом фокусировал на нем взгляд, слегка отшатывался и промаргивался.
— Что же, — сказал Карасев, — вот и все.
— Я не думал, что отсюда, — сказал Даня.
— Ну а откуда же, — буркнул Карасев. — Тут пришли к вам, попрощайтесь.
— Дядя Даня, — испуганно залепетал мальчик Кретов. — Я жду вчера, жду, вас нету… Сегодня в школу не пошел, думал, вы тут…
— Да, тут, — сказал Даня, не желая ничего объяснять. — Были, знаешь, дела.
— Я так и понял, — радостно забормотал Кретов, — бывает же, по ночам дела… Очень хорошо, что вы тут, а то я и не знал, куда бы идти.
— Лавочка закрывается, — поторопил Карасев совершенно по-клингенмайеровски.
— А эти все куда? — спросил Даня, имея в виду сослуживцев.
— Найдут, — пожал плечами Карасев. — Вам какая теперь разница?
— Но погодите, — попросил Даня. — Я не совсем… не готов…
— То есть? — переспросил Карасев. — Для чего же тогда все было?
— Нет, конечно, — испугался Даня. — Но хочется как-то понять…