Лучшего способа, чем новое стихотворение о любви, способное размягчить сердце любой, даже каменной женщины, всемогущие боги еще не придумали, и Алкей, несмотря на поганое настроение, уединился в садовой беседке, надеясь хоть что-нибудь сложить уже к вечерней трапезе.
А Сапфо вышла из дома и пошла куда глаза глядят, надеясь как можно быстрее успокоиться от быстрой ходьбы.
«Правильно говорила Анактория… — снова вспомнила Сапфо слова своей старшей, незабвенной подруги. — Что каждое расставание — это то же самое, что маленькая смерть ближнего, которого нужно как следует оплакать, чтобы успокоиться. Но… может быть, и лучше, что Фаон так мгновенно, скоропостижно для меня умер, и теперь нужно лишь сочинить последнюю песню и забыть, все забыть. Всего лишь одну песню…»
Сапфо очень быстро шла, почти что бежала по дорожке, еще не вполне просохшей после вчерашнего сильного дождя, но ничего, хотя бы приблизительно похожего на песню, в голове у нее не складывалось, а лишь, подобно жалобному скрипу деревьев на ветру, на языке крутилось одно и то же слово:
«Никогда… Никогда я больше не увижу Фаона, его ясных глаз, не услышу его смеха… Никогда, никогда больше не буду счастлива. Никогда я не сочиню больше ни одной песни, потому что потеряла свое последнее счастье. Мне боги нарочно подарили любовь, чтобы испытать меня. Но я упустила ее из своих рук, словно добытую со дна океана жемчужину, и теперь Фаон тоже навсегда затеряется в волнах океана других людей, городов, стран… Никогда! А я больше никогда не напишу ни единого слова».
Сапфо вдруг вспомнила, как сегодня Сандра, которая под утро тенью проскользнула в спальную подруги, случайно нашла возле постели восковую табличку, где было записано самое последнее стихотворение Сапфо, само собой сочинившееся во время того завтрака, когда Фаон первый и последний раз пел под кифару.
— Что это? — спросила Сандра, внимательно прочитав, а потом еще раз перечитав слова и пронзительно глядя на Сапфо.
— Стихи, разве ты не видишь? — удивилась Сапфо, жалея, что слишком долго с утра пронежилась в постели и не ушла на улицу прежде, чем Сандра-полуночница тоже откроет свои вездесущие глаза.
Увы, на этот раз «обрыв» Сандры затянулся гораздо дольше обычного, и Сапфо это начало по-настоящему беспокоить.
И уж конечно, ей меньше всего хотелось тревожить сейчас подругу своими перепутанными чувствами и строками.
— Вижу. Да, Сапфо, это стихи, прекрасные стихи. Но кому они посвящены?
— Никому… так просто… всем… тебе, — запутанно пояснила Сапфо, видя, что подруга не верит ни одному ее слову, а смотрит на редкость испытующе и горько.