У Филистины была тонкая талия, но очень большие пышные груди.
Сапфо подумала, что, наверное, такие же вздыбленные груди были и у супруги Зевса — Геры, когда богиня, кормя молоком могучего младенца Геракла, случайно брызнула мимо его рта, так что на небе после этого появился «млечный путь», хорошо заметный по ночам.
Увы, Филистина из своих великолепных грудей не вскормила пока ни одного младенца.
— Ах, Сапфо, мы пришли сюда за глиной, — сладко потянувшись, ответила Филистина. — Ты же знаешь — я леплю из этой глины головки для некоторых кукол, а Дидамия пришла по просьбе Сандры. Сандре вдруг срочно понадобилась глина, потому что она собралась ночью гадать, и ей надо сделать какие-то специальные фигурки для своих гаданий, но выходить из дома она, лентяйка, опять не захотела.
— Сандра… собралась гадать? — повернулась Сапфо к Дидамии, которая тоже в глиняном одеянии выглядела совершенно неузнаваемой и была похожа на странного, древнего идола. — Ты, случаем, не спросила, что она хочет узнать?
Почему-то прежние скульптуры, которые еще встречаются то на одном, то на другом из греческих островов, были гораздо большими по размеру и более округлыми, чем современные, словно намекая, что древние женщины были крупнее нынешних, под стать Дидамии.
— Точно не знаю, Сапфо, но ведь в полнолуние наша Сандра всегда гадает. Кажется, она уже становится веселее. Сандра даже пошутила, что надеется таким способом узнать, кому ты посвятила свое последнее стихотворение, как будто ты и без того ей не можешь сказать, — со смехом ответила Дидамия, и не понятно было, то ли она сама шутит, то ли говорит правду.
А Сапфо с радостью подумала, что слова Сандры означают, что на самом деле подруга вовсе не догадывается о Фаоне и, значит, не могла ему наговорить ничего лишнего.
Ну конечно, а значит, все домыслы относительно побега Фаона оказались полнейшей чушью.
Надо же навыдумывать столько глупостей!
Мало ли других поводов у мальчишки сбежать из дома, помимо страха перед безудержной страстью взрослой женщины!
Да столько же, сколько каждое утро собирается облаков на небе!
И Сапфо, глядя, как забавно Дидамия, изворачиваясь, принялась сама себя с силой лупить по животу и ногам, брызгая в разные стороны глиной, рассмеялась счастливым смехом человека, который начал выздоравливать.
Что и говорить, но труднее придумать болезнь более опасную и коварную, чем уязвленное женское самолюбие.
— О, Сапфо, ты сейчас похожа на глиняную вазу, которую еще не обожгли в печи и которую не успела расписать наша Глотис! — весело воскликнула Филистина. — Давай я сама нарисую на тебе какой-нибудь узор!