Сталь задымилась, и черные дыры появились в ней.
– Ты умрешь, и твое место займет другой.
Чародей задумался.
– Прости, что пришлось угрожать тебе смертью, эльф. Это так примитивно; я знаю. Но дэвы нужны мне, нужны живыми, так что я решил тебя малость подшпилить. Хочешь увидеть, что тебя ждет?
Мир вскрикнул, разрываясь на части.
Моя душа надломилась, и черные трещины пронеслись по ней паутиной. Каждая из них приходилась там, где я прятал от памяти и судьбы самое дорогое, самое ценное, – то, о чем боялся даже подумать, словно одна лишь мысль своим дуновением могла разрушить хрупкое волшебство иллюзий.
Теперь все это разрушилось; остались лишь боль, отчаяние и усталость.
– Довольно, – попросил я.
– Как знаешь, – согласился колдун. – Хотя я на твоем месте попробовал бы еще. Есть только два учителя, которые могут привести нас к победе. Это боль и страх. А лучше так оба вместе. Тот, кто смакует жизнь, как какао из резной чашки, никогда в ней не преуспеет. Так ты не хочешь еще немножко страданий? Нет? Ты уверен? Ладно. Тогда приступай.
Ржавый пульт вспыхнул, и я увидел шесть мифриловых стержней, – они здесь появились недавно.
– Этого здесь не было раньше, – пояснил Уильям Шекспир. – Рухлядь, которую ты видишь перед собой, я нашел в заброшенной шахте дворфов. Она управляет тем простым механизмом, который я подготовил. Все, что от тебя требуется, – опускать рубильники, один за другим.
Мифриловые рычаги вспыхивали и гасли, – видимо, в том порядке, в каком их следовало повернуть.
– И помни, что я не смогу тебе помочь, – добавил Шекспир. – Меня нет ни здесь, ни сейчас. Только фантом, который с тобой беседует. А иначе твоя помощь мне бы и не понадобилась…
Моя рука потянулась к первому рубильнику.
– Скажешь что-нибудь напоследок? – предложил я.
– Хорошо, – согласился Уильям. – Например это: выверни наизнанку мир, и он уместится в корке от апельсина.
– Что это значит?
– Не имею понятия. Зато красиво звучит…
4
Тварь дрогнула, и рассеялась в темноте.
Я взглянул вниз.
Янтарные клетки медленно открывались, и мохнатые хобгоблины выходили из них. Первым выбрался на свободу чародей снега. Шерсть его была белой, как вершины Харагарских гор. В правой руке он по-прежнему сжимал скипетр, вырезанный из векового ледника, на самом севере Асгарда.
Оба глаза дэв выколол, еще в детстве; вместо них сверкали сияющие обломки льда.
– Sancta infernum! – прогремел маг, ударяя посохом оземь.
Но заклятие не сработало.
Здесь, у Янтарных клеток, не смог бы колдовать ни один волшебник, – даже самый могущественный.
Чародей поднял голову, и грозно посмотрел на меня.