Любовь и смерть всегда вдвоем (Андреева) - страница 34

И тут актриса вспыхнула вся и решительно заявляет:

— Да не собиралась я никакого представления устраивать! Я пришла, чтобы развестись с этим человеком. И без развода не уйду!

— Согласен! — в свою очередь кивает мужик. -Если ей так хочется, разводите.

Бабы, особенно тихоня, все еще мнутся. Помирить их хотят. И неизвестно, насколько это затянется. Но на то я и мужчина, чтобы на них надавить. Все и так ясно: выносим постановление о разводе, девочка остается с матерью, Мишка с коньками. И бегом отсюда. Бегом.

Хорошо, что у меня машина. Пять лет в очереди отстоял. В льготной, заводской, как передовик производства. И купил «Москвича». Цвет «лотос», как сейчас помню. Неделю, как заведенный, все повторял, вылизывая свою красавицу: «лотос», «лотос», «лотос»… Сколько их потом было, не вспомню, и отечественные, и иномарки, но эта — первая любовь. На всю жизнь.

Короче, я к машине, а они там, возле стоянки. Стоят, с ноги на ногу переминаются. Вроде бы пора в разные стороны разойтись. Ему, как говорится, налево, ей — направо.

— Ну, пока.

— Пока.

И снова стоят. А мне-то что, я к сыну опаздываю.

— Извините. Пройти можно?

— Да-да.

Господи, какие у нее глаза! Не глаза — океаны. Все реки тоски, какие только есть на этом свете, слились в этот синий омут. Глубоко-то как! Да… Глубоко.

Но я в машину. Ничего страшного. Захотят, опять в загс придут. Не зарезал же — развел. У них своя жизнь, у меня своя. Любить по-разному можно. И в ссорах меру знать. Иначе, как бы не заиграться…

… И мы трое разошлись в тот день в разные стороны. Он, как говорится, налево, она направо, а я — к Мишке. А когда потом встретились вновь, спустя много лет, я вспомнил этот день. И пожалел, что думал тогда только о коньках, катание на которых все равно не пошло Мишке на пользу.

Пациент»


И все. Знакомая история. Но почему он снова и снова к ней возвращается? Бракоразводный процесс, каких в его жизни был не один десяток. Год числился в народных заседателях. Но все время вспоминает про эти коньки. К чему?

Люба обратила внимание на последний абзац. Прежде в рассказе Павла Петровича этого не было. Все заканчивалось тем, что он сел в машину и уехал. А дальше про то, что его молодая жена оказалась стервой. И что, мол, не только она в этом виновата. Проблемы воспитания. А он должен страдать. А тот самый Мишка, свет в окошке, вырос стервецом. До денег жадный, с мачехой делиться не хочет. Друг дружку из дому выживают. Обычная история. Слишком уж обычная. Словно сыгранная по нотам. Уверенно сыгранная, без запинок. Придумать такую, фантазии много не надо. А если судить по выбранному псевдониму «Пациент», фантазия у Павла Петровича действительно небогатая. Но Стрельцов -Ромео? Невозможно в это поверить! И тем не менее…