Зелеными волнами перекатывается трава, море изумруда под морем начинающей темнеть голубизны с барханами белых облачков. Вьется дорога, далеко слева у кромки леса пасется стадо то ли коров, то ли овец, то ли еще какой-то разновидности одомашненных тварей. Справа обработанная земля отведена под зерновые и длинные, как сейчас вспоминаю прополки в колхозе, гряды с овощами. Дорога ведет прямо к основательному дому, окруженному, как курица цыплятами, многочисленными стройками, из труб поднимается дымок и фруктовым садом. Даже в такую жару топят, скорее всего, не потому, что замерзли в зеленую зиму, как негры Российским летом, а готовят еду.
— Странно, — вслух пробормотала я, откидывая со лба волосы.
— Что? — уточнил Кейр.
— Ты говорил, здешние края такая глушь, а тут даже забора, не то что частокола или какой-то другой более основательной преграды нет, — уточнила характер странности.
— Если б тут разбойники пошаливали, то частоколом, городи, не городи, не спасешься. Озлятся и спалят все подчистую. Проще откупиться, чем отбиваться, а если совсем допекут, то собраться, нанять отряд воинов и задавить сообща, — объяснил практичную сторону вопроса Кейр.
— Ясно, — теперь тактика здешних поселян стала мне очевидна, хотя я б, конечно, так не смогла, слишком покорно. Но ведь и не живу, я-то магева, а они пускай так жизнь строят, как считают лучше.
Когда мы подъехали к жилью, на встречу вышла одинокая женщина и спокойно остановилась, держа натруженные руки сложенными на светлом переднике. Парламентер, то есть парламентерша, выглядела безобидно и была совершенно одна. Интересно, сама вызвалась или муж послал? Середину своей жизни крестьянка уже миновала, но все равно выглядела здоровой, как может быть здоров человек живущий на природе, питающийся экологически чистыми продуктами и занимающийся физическим трудом. Темные волосы лишь чуть тронула седина. Только в серых с карими ободками глазах ее стыло какое-то безразличное уныние, никак не связанное с нашим неожиданным визитом, скорее уж мы чуть всколыхнули болото этих глаз.
Мы подъехали шагом еще ближе. Женщина впилась в меня взглядом и удивленно прошептала:
— Ма-магева…
Продолжения не последовало, а посему Лакс, как самый безобидный и обаятельный из нас, соскочил с седла, кивнул селянке и весело сказал:
— Будь здрава, хозяюшка! Прости что незваными, да нежданными заявились….
— Дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде, — поддержала я вора, тоже спешиваясь, Герг выпал из седла следом за мной и остался стоять прислонившись к боку Белки с таким усталым видом, что казалось, шагни лошадь в сторону и поэт, лишившись опоры, грохнется на дорогу бревном, вернее доской.