— С такими, как он, не шутят…
Какие там шутки, я и сам чувствовал, ото дня ко дню, что все это добром не кончится. Между тем, всматриваясь в эту фигуру сквозь пелену времени и неприязни, я оценил вклад майора К. в мою школу воевания. Это он первый, хоть и не самым лучшим способом, внушил мне мысль не только о возможности моей смерти, но и об ее неизбежности. Простую мысль — смерть на войне обязательна. Это он, хотел того или не хотел, научил меня видеть в смерти непреложный атрибут войны, а все остальное считать исключением, хрупкой случайностью.
И не сносить мне головы, если бы не…
«Смотри, пустит он тебя под откос, скорее всего при помощи своего прицепа, — предупреждал меня Саша Идельчик. — Он не может выдержать, что вокруг тебя собралось столько офицеров. Ведь он их считает своими, а вы все время что-то обсуждаете, поете или хохочете. Он же чёрт-те что думает…»
Дело к делу, слово за слово, и майор опять как-то скверно пригрозил мне, то ли прямо, то ли косвенно упомянув СМЕРШ.
Я взбеленился и сразу ответил:
— Прежде чем так уж цепляться за контрразведку против своих, не мешало бы наладить обыкновенную разведку. Против врага!
— Что вы мелете? — Майор сделал стойку, будто приготовился к прыжку.
— Мы же только делаем вид! Подсовываем командованию недостоверные или прямо липовые сведения о противнике.
— Вы понимаете, что говорите?
— Да. А если кто-нибудь вздумает посчитать потери от наших «точных данных»? — Майор не смог скрыть замешательства. — Могу доказать…
Он перебил меня:
— Если понадобится, я вас об этом попрошу!
— А без просьбы?! — Это уж я как головой в омут.
Его лицо побелело и дернулось судорогой.
— Как бы вам, лейтенант… — Он уже не находил слов. — Смотрите!
Холод и отрешенность завладели мною:
— Нельзя, чтобы контрразведка, пусть даже СМЕРШ, противопоставляла себя боевой разведке, разведотделу и даже командованию. Это нам всем ух как обойдется.
— Ага, — уже почти спокойно согласился он. И даже чуть улыбнулся. — Вам в первую очередь. Потому что вы суетесь и туда, куда соваться не полагается, — тут он, надо отдать справедливость, был прав, — и думаете, что вы один…
— Не я! Пока самым нелепым образом гибнут другие. Шесть добровольцев в ту ночь сгинули. И все понимают почему…
Сергей Авксентьевич услышал самый конец нашего разговора, он кинулся, оттолкнул меня и, торжественно прижимая руки к груди (как трогательно — не правда ли?), пообещал майору «вправить мне мозги. На этот раз— с таким треском, что!..».
— А ну-ка, уйдите отсюда! — кричал он. — Мне надо поговорить с товарищем майором. По делу! — И совсем неожиданно с налетом истеричности завопил: — Ма-а-арш отсюда! Ша-агом… Во-о-он отсюда!..