И не тешь себя: «Как же это?! Вот он я! Два прихлопа (удостоверение личности!), три притопа — мол, берегись меня живого застоявшегося! Сомну-Затопчу!»
Бред. Всё это кураж и одна видимость. Воевать — это УБИВАТЬ и БЫТЬ УБИТОМУ. Исключения не в счёт — это один на сто тысяч. Спросите у ста честных солдат и офицеров — видел ли он хоть одного живого вооружённого врага в бою?.. Вот так — лицом к лицу?.. Из ста десять видели, сорок-пятьдесят видели чёрными точками на том берегу, на краю леса. Остальные (если честные) — «Нет, не видели». — Бегали, бегали посмотреть на пленного.
Но пленный, это не тот, совсем не тот, который с нами воевал. Пленный — это совсем другой, даже уже не фашист, даже уже не член национал-социалистической партии Германии, даже не эсэсовец, и черепок у него мгновенно заменяется на совсем другой как раз в тот самый миг, когда он задирает руки вверх.
Воевать — здесь коллективный счёт не счёт. Здесь нужен счёт точный — уж себе-то самому ты счёт знаешь?.. Оттуда даже живые не возвращаются. Они только делают вид, что живые — улыбаются, сияют как бы счастливым глазом! Чтобы не убивать горем своих родных и самых близких.
«Дай оглянуться,
Там мои могилы…»
Нет, не оглядывайся.
«Там наши штабеля…»
В одном из штабелей валяешься и Ты… Ты сам!
— А я?
— … Я и подавно.
Всё как-то угомонилось, расползлось, и каждому надлежало двинуться вперёд самостоятельно. Потому что враг растворился во мраке (говоря языком приказов— «отступил»)… Опять плыть по сплошняковой жиже, вязнуть и застревать по самые…
Тут надо что-то изобрести, а на раздумья времени нет. Уральцы народ обстоятельный, золотоискатель-старатель — особенно. А который постарше — вдвойне. Он сам сдохнет, другого угробит, а выход найдёт — тренированы на золоте. Так вот, мой тихий ординарец рядовой Петрулин Фёдор предлагает:
— Гвардии товарищ лейтенант, полное спокойствие! Идём в поле. Берём лошадей. Там их больше, чем людей, осталось; сбруи наладим сами; сработаем вьюки и двинули. То время, что потеряем, навёрстываем в два раза. Рабочий лошак в тутошней грязи никогда не застрянет. Лошадь — не танк, она дорогу сама выберет.
Пошли собирать. Привели дюжину, а то и больше лошадей. Тем временем и вьюки увязали. Сёдел не было, ни одного. Только стремена, проволочные, в какой-то разбитой скобяной лавке валялись. Одна пара. Всё сделали сами, без команд. Ну, разумеется, под присмотром Петрулина. Ещё рядовой Ижболдин помогал — этот из Башкирии, к лошадям приученный… Вытянулись то ли в кильватер, то ли в походную колонну по одному, — грязь лошадям по щиколотку… (но ведь не по колено). А и по колено была…