Проклятие! Эти мысли... я снова ощутил возбуждение, словно подросток, лишь от одной мысли о парне, крепко спящем в нескольких метрах от меня. Если бы он не утешал меня вчера, так и не воспользовавшись моим несколько неадекватным состоянием, если бы я не увидел его сегодня - настолько сонным, беззащитным, совершенно ИНЫМ... Этот резкий контраст послужил толчком для окончательного поражения моих сомнений. Да. Я влюбился в него еще там, в проклятом городе джиннов, а потом - для меня началась агония. С каждым часом, с каждым днем, я впитывал его отраву - эти веские всегда точные и ясные слова, короткие изучающие взгляды всегда переменчивых глаз - подобно небу - то голубых и ясных, при хорошем настроении, то - серых, грозовых, когда он бывал чем-то обеспокоен. И всякий раз, будто клинок в ножны - эти испытующие взгляды входили в мое тело, проникая до самого сердца, оставляя трепет и ужас и дикую, бесшабашную радость.
Я увязал в нем и своих чувствах все глубже и глубже. Пока не утонул окончательно. И эта ночь заставила меня смущаться от того, чего не произошло, от своего поведения, от сцены с моими отцами, свидетелями которой мы стали, от того, как легко и непринужденно моя голова покоилась на его плече, а пальцы гладили гладкий шелк его волос... Мои губы горели, все еще ощущая поцелуй, которым Гарриш наградил меня ночью в коридоре, единственный, породивший слабость в коленях... Зажмурившись и коснувшись кончиками пальцев своих губ, словно стараясь сохранить это ощущение, я не заметил легкого дуновения воздуха, проникшего сквозь воду.
И потому теплые сильные руки, обнявшие меня за плечи, вырвали из моего горла вскрик от неожиданности.
- Тшш, это я, не пугайся... - знакомый голос, возникший из моих мечтаний, внезапно вынул все кости из моего ослабевшего тела, и я вынужден был спиной опереться на обнаженное тело Гарриша, чтобы не упасть.
- Ты позволишь?
Шумно сглотнув, я с ужасом осознал, что возбужден как никогда, только от одного его голоса, и прикосновения ладоней к моим плечам, столь невинного. Только вот немного ниже, уже не настолько невинное прикосновение кое-чего другого не оставляло никаких сомнений в истинных намерениях парня.
Собирается ли он...? Да, без сомнения, но отчего мне так больно в душе? Зачем это ему, если я его не интересую? Я смолчал, сомневаясь в том, что мой голос прозвучит как надо. Гарриш спокойно взял губку, вылил на нее душистое мыло и с абсолютно невозмутимым выражением лица стал меня намыливать, старательно обходя вниманием... место, свидетельствующее о моей... небеспристрастности к его труду. Легко поворачивая, будто куклу, он прошелся повсюду, даже пятки помыл, присев и завесив свое лицо крупными мокрыми кудрями. Я поплыл, проклиная его методичность, хватаясь руками за его скользкие от мыла плечи. Момент, когда он сам намылился, как-то ускользнул из моего сознания. Возбуждение, бившее снизу мне прямо в голову, захватило все мое существо, заставляя еле слышно всхлипывать от безнадежной попытки удовлетворить себя самому, так как этот...банщик ненавязчиво отвел мои руки, заставив вцепиться в его предплечья. Наконец, он пристально посмотрел на меня и тихо произнес: