Эйла, заметив, как Тули одобрительно улыбается дочери, вспомнила о ее просьбе.
— Диги, очаг Мамонта большой, много пустых лежанок. Ты и Бранаг можете жить в очаге Мамонта. Ведь он тоже гость… Если Мамут не возражать. Ты спросить Мамута.
— О, его первой женой была мать моей бабушки. Я не раз спала в его очаге. Мамут ведь не будет возражать, правда? — сказала Диги, поглядывая на шамана.
— Конечно, Диги. Вы с Бранагом можете погостить у меня, — сказал старик. — Только помни, что тебе еще долго не удастся лечь спать. — Диги улыбнулась в ожидании продолжения. — У нас гости, Дануг вернулся после целого года странствий, прибыл твой будущий муж, и Уимез завершил удачную торговую сделку… Поэтому я полагаю, что есть прекрасный повод собраться сегодня вечером всем вместе у очага Мамонта да послушать разные истории.
Мамутои дружно заулыбались. Они ждали такого объявления, хотя оно ничуть не уменьшило их нетерпения. Каждый знал, что сбор у очага Мамонта обещает множество интересных рассказов, обсуждение новостей и, возможно, еще какие-то развлечения, и, конечно, все с радостью ожидали наступления вечера. Они с удовольствием слушали как новые рассказы о жизни других стоянок, так и старые, хорошо известные им байки. Им было интересно посмотреть, как отреагируют чужаки на события и приключения, случившиеся с обитателями их собственной стоянки, услышав истории, которыми Мамутои захотят поделиться с ними.
Джондалар также понимал, что означает подобный сбор, и это тревожило его. Как много захочет рассказать им Эйла? Как воспримут ее рассказ в Львином стойбище? Ему хотелось поговорить с ней наедине и предостеречь ее. Но, подумав, он решил, что его слова только рассердят и огорчат ее. Она во многом была похожа на Мамутои — такая же прямая и честная в выражении своих чувств и мыслей. Да, в сущности, его вмешательство было бесполезно. Эйла все равно не умеет лгать. В лучшем случае она могла лишь удержаться от излишней откровенности.
Времени до вечера было еще много, и Эйла позаботилась об Уинни, хорошенько вычистив ее шкуру сначала куском мягкой кожи, а потом сухой ворсистой шишкой. Это привычное занятие подействовало успокаивающе не только на лошадь, но и на саму Эйлу.
Джондалар составил ей компанию, он прошелся ворсянкой по любимым местам Удальца, чтобы этот непоседа хоть немного постоял спокойно и позволил расчесать его лохматую зимнюю шкуру. Теплый и мягкий подшерсток жеребенка стал гораздо гуще, это напомнило Джондалару о приближении холодов. «Интересно, где мы проведем эту зиму», — подумал он. У него пока не было уверенности в том, уживется ли Эйла с Мамутои, но по крайней мере и лошади, и обитатели стоянки уже попривыкли друг к другу.