Вокруг пирамидки и на ней самой были повязаны галстуки — много чёрных от дождя алых галстуков, десятки. На некоторых виднелись надписи. Верещагин подошёл ближе…
…Димон, спи спокойно, мы отомстим…
…брат, ты не умер, мы делаем твоё дело…
…гадам жизни не будет, Димка!..
…не забудем, не предадим, не простим…
…наш Город помнит тебя, Димон!..
…ты мог быть моим братом, а тебя убили…
…мы сейчас уходим. Благослови, Димка…
…все, павшие здесь, родятся снова!!!
…Димочка, я тебя люблю, родной!..
Медленным, почти старческим движением надсотник полез в карман «Тарзана» и достал что-то. Положил на край пирамидки. Выпрямился. Отдал честь. И ушёл, чётко повернувшись через левое плечо.
Тяжёлый даже на вид, светящийся каким-то неземным, собственным светом серебряный крест — Георгий четвёртой степени на сразу потемневшей оранжево-чёрной ленточке — лежал на мокром кирпиче.
* * *
Ещё одна порция снарядов, бешено урча и визжа, пронеслась над гостиницей — на запад, в сторону вражеской обороны. Дождь лил, не переставая, колыхался серой пеленой, и за дождём почти незаметно было наступающего рассвета.
Заняв место за баррикадой, надсотник Верещагин аккуратно проверил оружие — приоткрыл, переставив предохранитель на автоматический огонь, затвор, низачем стёр с примкнутого 70-зарядного пулемётного барабана воду. Достал из кассеты на жилете осколочную гранату, вставил в подствольник. Вспомнил строки Розенбаума:
Предохранитель — вниз до упора,
Очередь от живота…
Хорошая песня, а вот Розенбаум то ли ни знал, то ли забыл, что «вниз до упора» — одиночный огонь…
Кое-кто справа и слева молился, целовал нательные крестики. Большинство просто ждали — неподвижно, с напряжёнными лицами. Верещагин ещё раз осмотрел сотню — не пролез ли кто из пионеров? Десять минут назад вернули аж шестерых, тарившихся в неразберихе перед наступлением среди дружинников. Нет, вроде никого.
Справа приткнулся Пашка. Указал на подошедшую технику. Верещагин кивнул, глянул на вестового. Чуть не спросил: «Может, останешься?» — и понял, что после такого вопроса Пашка навсегда перестанет с ним говорить.
— Держитесь на флангах, — сказал Верещагин подошедшим командирам «шилок», — ты — в тылу, — кивнул он БМПшнику. — Твоя бандура пойдёт в цепи, — обратился он к командиру самоходки. — От гранатомётов прикроем, как можем, не волнуйся… Давайте по машинам.