– Ладно, все выяснилось, – не то других, не то себя самого успокаивает Головченя.
– А не окажись там обкомовца, что знал ваше командование, где бы мы сейчас были, господа полицаи? – говорит тот, усмехающийся.
– Чему удивились? – сердится Коренной (но вроде на самого себя сердится). – Что дураки еще остались? А вы что думали? Ладно, пошагали на комиссию.
– Бумажка-то у тебя, Сергей? – спрашивает Головченя. – Хорошо ты тому майору: мол, привет от Мохаря! Удивился: «Не знаю такого».
Из двухэтажного дома вышел лейтенант. На красивом смуглом лице черные бакенбарды.
В сразу наступившей тишине прозвучал негромкий уверенный голос:
– Заходите по два.
Человек этот из того мира, где все на своем месте: снисходительно-строгий, немногословный, красивые глаза затянуты пленкой неузнавания. Человек там, куда так рвался ты, так стремишься вернуться, но куда будто все еще не вошел, не совсем вошел. Вот если бы, как у других, все получилось, если бы организованно…
Хлопцы невеселые, приувяли.
– Как думаете, – с легким презрением к самому себе говорит Головченя, – гляди, что и на самом деле позатесались тут всякие?..
К Головчене подкатился дядька в шапке, у которой оба «уха» почему-то обрезаны.
– Закурим, раз такое дело! – улыбается человек в безухой «ушанке».
– Пошел к бобикам собачьим! – гаркнул на него Головченя.
– Привет от Мохаря! – невесело усмехнулся Коренной. Но Головченя его не услышал: он повернулся к молодому краснолицему парню, который сидит на большом фанерном чемодане, как на лошади.
– Теперь все одина-аковые, – чем-то довольный, тянет парень, – нечего, хватит коровок есть…
– Дай! – Головченя сорвал с Толиного плеча автомат, но Сергей Коренной схватил его за руку:
– Одурел?
На пороге дома – снова красивый лейтенант. Взял у Сергея бумажку. А Сергей зовет Толю с собой. Автомат Толя оставил Бобку (с невольной мыслью, что у Бобка легче забрать назад).
В большой холодной комнате Толя прежде всего увидел девушек в белых халатах поверх стеганок. Двое мобилизованных, подрагивая голыми телами, одеваются. За столом сидит женщина в очках, а еще за одним – тепло одетый пожилой капитан.
Толя хотел сразу подойти к мужчине, но его остановили у «женского» стола.
– Мальчик, ты тоже из партизанской группы? Сколько тебе лет?
Толя молчал и прикидывал: скажут или не скажут раздеваться?
– Да он совсем пацан, – вдруг вмешался Коренной, – хорошо, если шестнадцать. – И зачем-то добавил: – В отряде мать осталась. Такая женщина!..
– Молод ты еще для войны. Обожди, – сказала женщина, глядя на Толю так, будто и она знает его мать.