Том успел не только сдать потертые карты, но и обыграть тугодума-траппера в «черную вдову»[76] пару раз, когда неспешное заполнение аудитории, наконец, завершилось и старший надзиратель О’Келли, здоровенная бабища, напоминающая культуриста, обколовшегося по ошибке хинестрадолом вместо тестостерона[77], объявила низким басом:
– Мистер Тео Вахлицки из департамента колонизации. Аплодисменты, пожалуйста!..
И первой зарукоплескала ладонями, смахивающими на связки сарделек. Ответом были лишь жалкие хлопки откуда-то из передних рядов, доставшихся самым презираемым из арестантов.
– Что он, Баста Раймз[78], что ли, чтобы я отбивал тут свои грабли? – проворчал сидящий рядом с Гарри Кертис Лаут, афроамериканец, почти квадратный от накачанных бицепсов, трицепсов и прочего «мяса». – Да еще перед каким-то белым шибздиком с восточного побережья.
Чиновник из Вашингтона действительно был вызывающе молод и, несмотря на строгий костюм, походил больше на студента колледжа.
Он стремительно подбежал к трибуне, оперся на нее обеими руками, явно копируя кого-то из своих кумиров, и начал с надрывом неумелого оратора:
– Американцы! Дорогие мои соотечественники! Я обращаюсь к тем из вас, в ком еще не иссяк запал наших дедов и прадедов, бежавших из благополучной Европы сюда, на неосвоенные земли, чтобы с лопатой в одной руке, мушкетом в другой и Богом в сердце пройти нехожеными тропами и принести нашей возлюбленной отчизне новый уголок…
– Слушай, Гарри! – дернул Эверидж за рукав соседа, позабывшего про карты и внимавшего столичному краснобаю с разинутым ртом. – Это же он прямо к тебе обращается! Ты ведь у нас этот самый первопроходец с лопатой в одной руке, винтовкой в другой и шилом в заднице!..
– Отстань, – махнул на него рукой Траппер. – Дай послушать!
Чиновник все говорил и говорил, заливался соловьем про неизведанные просторы нового мира, про несметные богатства, таящиеся до поры в его недрах, про нравственный долг каждого патриота присоединить сей девственный уголок к уже освоенному американцами миру… А перед Гарри вставали непроходимые леса и глубокие реки, кишащие форелью, никогда не тронутая плугом земля, ждущая благодатного зерна, и золотые самородки, валяющиеся под ногами…
И когда мистер Вахлицки, наконец, выдохся и замолчал, жадно глотая пересохшим ртом воду из услужливо подсунутого надзирательницей стакана, а над залом повисла гробовая тишина, из заднего ряда поднялся заросший до глаз буйным рыжим волосом кряжистый, похожий на медведя-гризли бородач и пробасил:
– Что там нужно подписать, чтобы отправиться в ваш Парадиз, мистер? Я ваш со всеми потрохами!..