«Может быть, распаковать „стрекозу“ и махнуть на разведку? Нет, подожду еще пару дней, авось…»
Закончить мысль Влад не успел.
Вездеход дернулся, встал, словно наткнувшись на препятствие, и тут же снаружи раздался многоголосый тревожный гомон.
«Что там случилось? Неужели…»
Командир сжал в кармане свой «талисман» и торопливо выбрался из тесной конурки на волю…
* * *
Причина остановки каравана оказалась более чем уважительной, и это Самохвалов выяснил сразу, едва протолкавшись через плотную толпу к танку-проходчику.
Прямо перед побитым, с облупившейся до тусклого металла защитной краской лбом гусеничной машины, напрочь загромождая дорогу, лежало что-то необъятное, в неверном свете наступающего вечера напоминающее огромный валун. Не скалу, а именно валун – громадный камень округлых очертаний.
– Вот это ту-у-уша… – протянул кто-то рядом. – Со слона, наверное, будет…
– Какой тебе слон! – тут же сварливо возразили удивленному. – Раз в десять больше!
– Ну ты загнул! Раза в три, в четыре, не более… Но не в десять же…
– А слабо померить?
Только сейчас изумленный Влад ощутил тяжелый трупный смрад, казалось, пропитавший все вокруг. Доводилось ему когда-то бывать на скотомогильнике, но там вроде бы воняло поменьше…
– Эт-то… Индрикотерий, к-кажется… – заикаясь больше обычного, объявил биолог Званцев, появляясь из-за странного «валуна». – Н-надо бы г-голову высвободить из-под туши, чтобы точно…
– Вот еще – возиться с этой тухлятиной! – фыркнул кто-то, но на него тут же зашикали со всех сторон.
– Это что такое? – спросил Владислав, и все, только сейчас заметив присутствие начальства, принялись наперебой объяснять:
– Танк уперся… Думали, бугор просто… А он лежит… Огро-омный… Слон… Какой тебе слон?.. Говорят же…
– Тихо! – прикрикнул командир и, стараясь не обращать внимания на вонь, приблизился вплотную к горе падали.
Вблизи смрад стал вообще непереносимым. Скорее всего, животное – а это действительно было животное, превышавшее все мыслимые размеры, – издохло довольно давно. Несмотря на теплые деньки, ночами изрядно подмораживало, и большинство насекомых попряталось до весны, а то груда разлагающейся плоти была бы сейчас облеплена толстым слоем всякой крылатой нечисти. Хотя и так нашлось изрядное количество «морозоустойчивых» зеленых мух, деловито копошащихся там, где толстая морщинистая шкура, покрытая редкой короткой шерстью, которую язык не поворачивался назвать «мехом», скорее – щетиной, оказалась прорванной всякими некрупными хищниками и падальщиками.
– Что это за зверь такой? – поинтересовался Влад у Званцева, вытирающего измазанные падалью руки какой-то тряпкой.