Он произнес эти слова подчеркнуто. И весь смысл, который был вложен в них, Степшин уловил в ту же минуту. Его энергичное, худощавое лицо загорелось.
— Больше не повторится, товарищ полковник, — сказал он сдержанно.
К исполнению обязанностей комбата Степшин приступил три месяца назад, когда командир первого батальона, получив новое назначение, уехал. Полковник Жогин сказал тогда вполне определенно:
— Что же, будем выдвигать на его место заместителя. Человек он старательный, исполнительный.
На следующий день Степшин заполнил новую анкету, написал подробную биографию. С того момента он почувствовал себя полным хозяином в батальоне. У него не было сомнений в том, что скоро появится приказ, где будет сказано: «Майор Степшин назначается командиром первого батальона». Ведь представление и рекомендация командира полка кое-что да значат.
Но вместе с уверенностью в нем росло и другое странное чувство. Ему стало казаться, что при каждом новом замечании в его адрес полковник непременно думает: «А не зря ли я тороплюсь выдвигать Степшина на самостоятельную должность?». И ему хотелось как можно лучше и быстрее выполнить указания командира, чтобы развеять эти сомнения.
С таким же старанием выполнял Степшин приказ Жогина и на этот раз. А Жогин следил, как солдаты размахивают метлами, очищая плац от листвы, и с удовлетворением отмечал: «Вот и зашевелились. Правильно. Теперь хоть шаг слышно будет. А то шуршит листва под ногами, и не поймешь: то ли строевая подготовка, то ли прогулка».
Потом он прошел по всему плацу, постукивая хлыстиком по голенищу. Останавливаясь перед группами солдат, начальственно покрикивал:
— Ногу, ногу выше!
Когда его требование послушно выполнялось, он одобрял и тут же делал новое замечание.
— Шаг крепче, шаг!
И в такт почти каждому своему слову машинально постукивал хлыстиком по голенищу.
С плаца первого батальона Жогин пошел на другие плацы.
Сразу же после обеденного перерыва к Жогину пришел начальник клуба лейтенант Сокольский. Худощавый, сутуловатый, с маленьким острым лицом, он всегда раздражал полковника своим видом. Каждый раз у него оказывалось что-то не в порядке: пуговицы, подворотничок или сапоги.
Жогин «встряхивал» Сокольского. А перед строевыми смотрами приказывал ему носа не показывать на улицу. В таких случаях Сокольский закрывался в клубе или уходил куда-нибудь, чтобы не накликать на себя неприятности.
С командиром полка лейтенант старался встречаться как можно реже. Сегодня он тоже собирался к нему с опаской. Но требовалось непременно доложить о только что полученных музыкальных инструментах, шахматах, плакатах. Полковник очень не любил, чтобы обходили его даже в самых малых делах. «Кто я вам, командир или нет? — любил он повторять при каждом удобном случае. — А если командир, то извольте прийти и доложить мне лично».