— Хуже некуда, товарищ капитан. Был Груздев, да весь вышел.
— Как это «весь вышел»?
— А я и сам не пойму. Вроде кто-то по голове ударил. Да что говорить? У меня сейчас такая злость...
— Это зря, — сказал Нечаев и подумал: «Может, и вся ваша болезнь в этом».
Ефрейтор приложил руку к груди и поморщился:
— Вот здесь у меня горит.
— А вы думаете, у других не горит?
Ефрейтор промолчал, виновато опустив голову.
— Послушайте, Груздев, — сказал вдруг Нечаев, мягко положив ему на плечо руку. — Вы сильный человек, и не вам падать духом. Давайте лучше поговорим о деле. На днях я письмо получил от уволенных в запас товарищей. Помните Зимовца, Кравченко?
— Помню, — оживился ефрейтор. — Где они сейчас?
— В Донбассе.
— Что пишут?
— А вот заходите завтра ко мне. Мирзоян придет, Зозуля. Почитаем, посоветуемся. Ладно?
— Приду, товарищ капитан.
Нечаев смотрел в потеплевшее лицо ефрейтора и думал: «Как хорошо, что вспомнил я о письме. Сразу человека отвлек от грустных мыслей». Он еще хотел поговорить с ефрейтором, но в этот момент в комнате, откуда все время доносились переливы гармони, вдруг вспыхнула песня, громкая, многоголосая. Нечаев послушал и улыбнулся:
— Молодцы, хорошо взяли,>: — и, поднявшись с табуретки, спросил ефрейтора: — Подтянуть не желаете?
— Можно, — нехотя согласился Груздев, но тут же прибавил: — Только у меня, товарищ капитан, горло побаливает.
Домики, в которых жили семьи офицеров, были небольшие, желтые, под ребристой светло-коричневой черепицей. Стояли они в два ряда, образуя улицу, широкую и прямую. Мельников занимал крайний домик. Перед самыми окнами начинался обрывистый спуск в приречную впадину, густо заросшую кустарником, и высокими деревьями. Деревья важно раскачивались под напором ветра, словно раскланивались то в одну, то в другую сторону. Сквозь голые сучья поблескивал первый ледок, сковавший недавно дождевые лужи.
Здесь целыми днями шумела детвора. Мальчишки с отчаянным визгом устремлялись с обрыва вниз, отважно размахивая руками. Когда Мельников заезжал домой, чтобы отдохнуть после обеда, он подолгу любовался их игрой и очень жалел, что нет рядом Володи и Людочки: вот бы где им раздолье-то было.
Сегодня, выбравшись из «газика», комбат снова залюбовался маленькими бегунами, которые, по-птичьи раскрылатившись, бросались с крутизны, как парашютисты с самолета, теряя на ходу шапки, варежки, перевертываясь через головы.
Рядом с Мельниковым топтался шофер Джабаев. Он тоже смотрел на детей, хохотал и восторженно взмахивал руками:
— Ай здорово! Ай хорошо! Герои будут, товарищ подполковник!