Я оглянулся и увидел Бессонова. Он сидел за мраморным столиком, на котором стояла бутылка вина, рюмки и еще что-то такое. Низко нагнувшись, с блестящими глазами, он оживленно шептал что-то сидевшей за тем же столом женщине в черном шелковом платье, лица которой нам не было видно. Я заметил только ее стройную фигуру, тонкие руки и шею и черные волосы, гладко зачесанные с затылка вверх.
— Благодари судьбу, — сказал мне Гельфрейх. — Ты знаешь ли, кто эта особа? Радуйся, это она, твоя Шарлотта Корде.
— Она? Здесь?
V
Бессонов, держа в руке рюмку с вином, поднял на меня свои оживившиеся и покрасневшие глаза, и на лице его ясно выразилось неудовольствие.
Он встал с места и подошел к нам.
— Вы здесь? Какими судьбами?
— Приехали посмотреть на вас, — ответил я, улыбаясь. — И я не жалею, потому что…
Он поймал мой взор, скользнувший по его подруге, и резко перебил меня:
— Не надейтесь… Этот Гельфрейх уже сказал вам… Но из этого ничего не выйдет. Я не допущу. Я увезу ее…
И быстро подойдя к ней, он громко сказал:
— Надежда Николаевна, поедемте отсюда.
Она повернула голову, и я увидел в первый раз ее удивленное лицо.
Да, я увидел ее в первый раз в этом вертепе. Она сидела здесь с этим человеком, иногда спускавшимся из своей эгоистической деятельной и высокомерной жизни до разгула; она сидела за опорожненной бутылкой вина; глаза ее были немного красны, бледное лицо измято, костюм небрежен и резок. Вокруг нас теснилась толпа праздношатающихся гуляк, купцов, отчаявшихся в возможности жить не напиваясь, несчастных приказчиков, проводящих жизнь за прилавками и отводящих свою убогую душу только в таких притонах, падших женщин и девушек, только-только прикоснувшихся губами к гнусной чаше, разных модисток, магазинных девочек… Я видел, что она уже падает в ту бездну, о которой говорил мне Бессонов, если уже совсем не упала туда.
— Поедем же, поедем, Надежда Николаевна! — торопил Бессонов.
Она встала и, смотря на него с удивлением, спросила:
— Зачем? Куда?
— Я не хочу оставаться здесь…
— И можете ехать… Это, кажется, ваш знакомый и Гельфрейх?
— Послушай, Надя… — резко сказал Бессонов.
Она нахмурила брови и бросила на него гневный взгляд.
— Кто вам дал право так обращаться ко мне? Сенечка, милый мой, здравствуйте!
Семен поймал ее руки и крепко жал их.
— Послушай, Бессонов, — сказал он, — полно дурить.
Поезжай домой, если хочешь, или оставайся, а Надежда Николаевна останется с нами. У нас есть к ней дело, и очень важное. Надежда Николаевна, позвольте вам представить: Лопатин, мой друг и его (он указал на нахмурившегося Бессонова) также друг, художник.