— А, черт возьми! — воскликнул он тогда невольно.
— О, вы англичанин?! — обрадовался хозяин.
— Monsieur устал, подавайте скорее ужин! — заговорила приветливая хозяйка.
Оба они превосходно говорили по-английски, почти так же, как по-французски и по-немецки, и засуетились, устраивая нового гостя. За ужином он сидел рядом со мной, и я начал разговор о занимавшем меня вопросе:
— Скажите, пожалуйста, на каком языке говорили вы, когда вошли сюда?
— По-немецки, — ответил он.
— О! Извините, пожалуйста.
— Вы не поняли? — спросил он.
— Вероятно, я сам виноват, — отвечал я. — Мои познания очень ограничены. Так, путешествуя, запоминаешь кое-что, но ведь этого очень мало.
— Однако они тоже не поняли, — заметил он, указывая на хозяина и на хозяйку, — хотя я говорил на их родном наречии.
— Знаете ли, дети здесь действительно говорят по-немецки, и наши хозяева, конечно, тоже знают этот язык до известной степени, но старики в Эльзасе и Лотарингии продолжают говорить по-французски.
— Да я по-французски к ним тоже обращался, и они все-таки не поняли!
— Конечно, это странно, — согласился я.
— Более чем странно — это просто непостижимо! Я получил диплом за изучение новых языков, в особенности за французский и немецкий. Правильность построения речи и чистота произношения были признаны у меня безупречными. И тем не менее за границей меня почти никто никогда не понимает! Можете ли вы объяснить это?
— Кажется, могу, — отвечал я. — Ваше произношение слишком безупречно. Вы помните, что сказал шотландец, когда первый раз в жизни попробовал настоящее виски? «Может быть, оно и настоящее, да я не могу его пить». Так и с вашим немецким языком: если вы позволите, я бы вам советовал произносить как можно неправильнее и делать побольше ошибок.
Всюду я замечаю то же самое; в каждом языке есть два произношения: одно «правильное», для иностранцев, а другое свое, настоящее.
Невольно вспоминал я первых мучеников христианства в тот период моей жизни, когда старался выучить немецкое слово «Кurche». Учитель мой, крайне старательный и добросовестный человек, непременно хотел добиться успеха.
— Нет, нет! — говорил он. — Вы произносите так, как будто слово пишется К-u-с-h-е, а между тем в нем нет буквы «r»! Надо произносить вот так, вот…
И он в двадцатый раз за каждым уроком показывал мне, как надо произносить. Печально было то, что я ни за какие деньги не мог найти разницы между его произношением и своим; по моему глубокому убеждению, мы произносили это слово совершенно одинаково!
Тогда он принимался за другой способ:
— Видите ли, вы говорите горлом. — Совершенно верно, я говорил горлом. — А я хочу, чтобы вы начинали вот отсюда! — И он жирным пальцем показывал, из какой глубины я должен был «начинать» звук.