— Раз уж об этом речь зашла, — перебил его Берестин, — чем там все-таки закончится? Как Марков из положения выйдет, и как с войной будет?
— А главное — что плохого, если б и ликвидировал я его? — вопрос этот, очевидно, остро занимал Дмитрия. — В пятьдесят третьем мир не рухнул, в сорок первом, по-моему, тем более… Да Марков и вообще мог бы о его смерти не объявлять. В эти, мать их так, времена, что угодно можно было сделать… Хоть сам себя Сталиным назови, хоть скажи, что Ленин воскрес и принял на себя руководство государством… Им, тогдашним, абсолютно все равно…
— Интересный вопрос, — Антон явно обрадовался возможности сменить тему. И приготовился прочитать нам очередную лекцию, но ему не дали.
Айер, Корнеев и внезапно присоединившийся к ним Сашка. Ну да, конечно, проблема возвращения его тоже волновала. Супруга, сами понимаете, которая все никак не может доехать до Москвы из своего Кисловодска. Я забавы ради представил себе, как сие могло бы выглядеть. Она садится в поезд на старинном кисловодском вокзале, рассчитывая через тридцать часов быть дома и обнять горячо любимого мужа, но не тут-то было… Дорога все удлиняется и удлиняется, как до Владивостока и дальше, пассажиры ничего не понимают, и едут, и едут, и едут… Четыре месяца едут. Одичали все, перессорились, денег ни у кого не осталось, на станциях подаянием кормятся… Кое у кого и дети скоро рождаться начнут, от тесноты путевой жизни. А в более оптимистическом варианте — удлиняется не дорога, а срок путевки.
Короче, ни до чего мы в тот вечер не договорились. Антон предложил на выбор целую серию вариантов, но все они таили в себе тот или иной изъян, этический, философский или чисто бытовой.
Разумеется, у космонавтов причины стремиться домой были более основательные. Честно — при всем моем показном, а также и наигранном оптимизме, с которым я рисовал им картины адаптации и дальнейшей счастливой жизни в нашем светлом настоящем, вообразить себя на их месте я без тоски и страха не мог. Мне и моего опыта достаточно. Так одно дело — сорок три года назад, и совсем другое — триста! Ну пусть двести сорок четыре, если совсем точно.
То есть вернуться в прошлое не в эпоху Бориса Годунова, как я для наглядности раньше предлагал, а всего лишь во времена Анны Иоанновны, Бирона и им подобных.
Я бы, наверное, совсем в иной тональности с Антоном разговаривал, предложи он мне подобную перспективу. А ребята — нет, ничего, вели себя на удивление корректно. Культура будущего, никуда не деться. Не зря мы, выходит, молодежь воспитываем…