— Нет, — серьезно ответил Пауль, — он был сама доброта, но я предпочел бы, чтобы он выбранил меня, предпочел бы самые горькие упреки тому ледяному равнодушию, с каким он все допускает и все прощает. У него нет ни искорки теплого чувства ни ко мне, ни к чему бы то ни было на свете. В нем словно умерли все человеческие чувства.
Арнольд имел обыкновение противоречить своему молодому господину, это было его принципом, но на сей раз они сошлись во мнениях. Старик уже успел порасспросить слуг и столько услышал от них о странностях барона, что и ему не особенно улыбалось пребывание в Фельзенеке, но он должен был считаться с обстоятельствами.
— На особенное веселье здесь рассчитывать нечего, — проговорил он. — Кажется, дядюшка, с позволения сказать, не совсем в своем уме.
— Вот именно! — от всей души согласился Пауль. — Разумный человек не может иметь подобных привычек.
— Но все же это не причина, чтобы отказывать ему в должном уважении, — с особенным ударением произнес Арнольд. — Он все-таки остается главой семьи, а кроме того — нашим опекуном.
— Я уже давно совершеннолетний, — вспылил Пауль, — уже целых три года!
— Да, но у нас нет денег, — настаивал Арнольд. — Дядюшка могут лишить нас наследства, и они непременно сделают это, если мы не будем слушаться их. Все эти поместья — не майорат, дорогой мой господин, вы это прекрасно знаете; значит, все дело в завещании.
— Мне все равно, я не из тех, что гоняются за наследством, — воскликнул молодой человек, принимаясь нетерпеливо шагать по комнате. — Одним словом, я не останусь в Фельзенеке, мне вреден здешний воздух. Через несколько дней я заболею, серьезно заболею. Дядя увидит, что перемена воздуха для меня необходима, и не поставит так легкомысленно мою жизнь на карту. Таким образом все образуется.
Старый слуга с огорчением покачал седой головой.
— Постыдились бы вы играть такую комедию! У вас такой цветущий вид, что просто грешно говорить о болезни.
— У меня сделается лихорадка, — объявил Пауль, — для этого не надо быть бледным. Я действительно заболею от досады и огорчения, если останусь здесь. При всех своих странностях дядя, кажется, еще ненавидит женщин. Вся прислуга в замке исключительно мужская. В этих стенах нет и признака женщин. Единственная представительница женского пола — жена лесничего, да и той, — со вздохом докончил Пауль, — за шестьдесят!
Между тем Арнольд, разобрав чемодан, быстро поднялся и с торжественным видом остановился перед своим господином.
— Об этом вы уже успели узнать? Опять вся беда в женщине! Неужели вы думаете, что я не понимаю, из-за чего вы так упорствуете? Всему виной знакомство во время путешествия из Венеции. Счастье еще, что им пришлось остаться в В., а мы должны были уехать. Потому-то вы были так сердиты всю дорогу, потому-то и теперь хотите отсюда уехать, сломя голову, рискуя навлечь гнев дяди, рискуя наследством и всей своей будущностью. О, я понимаю, в чем тут дело!