И еще. Еще Джорсон ронял посуду. Вымытая башня из тарелок рушилась, приходилось перемывать. Посуда была пластмассовая, но лучше бы она билась!
И вот однажды Максим подумал, что он ничуть не лучше Джорсона.
Простая мысль. Но отчего-то стало легче.
Что узнал он за эти полгода, как изменился? Он не способен был мыслить, — каждый день думал только об одном: как бы ему не сорваться, как снова не запить. Он изматывал себя сверхурочной работой и вечером торопился рухнуть в постель.
По ходу дела из спортивного интереса он решал задачу коммивояжера в неоднородном пространстве — проблему оптимизации перемещений по заданным правилам движения. Карта города целиком помещалась в его мозгу подобно отпечатку пальца, который то сильнее, то слабее давит на стекло. Вся система городского кровотока мыслилась им как система со сложной функцией давления: пробки, улочки, по которым удобнее двигаться пешком, чем на машине, подъемы-спуски, петли кварталов — все это хором увлеченно формулировало для него задачу на оптимизацию времени. Это тем более было интересно, что решалась она с помощью тех самых алгоритмических принципов, которые были им разработаны для временных проекций генетического кода.
Все, что он раньше — со студенческих времен — знал об этом городе, уже давно поблекло. Город заново открывался ему — теперь пунктирным фильмом, составленным из его поездок с пиццей по разным адресам. Скоро он узнал всех постоянных клиентов. Узнал все тревожные места, где не обходилось без проблем. Иногда — в зависимости от настроения и времени суток — он не отказывался и решался навестить джунгли, скажем, улицу Turk, или злачный термитник, построенный по программе Кеннеди в 1960-е годы, на Buchannan, куда полицейские входили только при полной штурмовой амуниции. Максим увлеченно летал по своим оптимизационным траекториям по городу и как-то раз установил рекорд пиццерии по доставке: четыре адреса он обслужил за двадцать три минуты. Среди его клиентов были разные типы. Он мог доставить пиццу и в роскошный особняк на улице Калифорния, где рыжий мальчишка, посланный родителями, присваивал его чаевые, — и в дом-муравейник, где живут старики и многодетные трутни, проедающие социальное пособие.
В одном из таких домов его клиентом был бодрый старик лет семидесяти, который всегда держал дверь в свою каморку приоткрытой. Он вечно сидел в купальном халате перед телевизором у журнального столика, на котором раскладывал пасьянс из колоды эротических карт. Старик обычно давал двадцатку за пепперони и отказывался от сдачи. Однажды он выругался по поводу новостной сводки на CNN, и Макс узнал, что идиома running around a bush означает — «топтаться на одном месте». Так старик съязвил относительно политики президента.