Дадан получился добротный! Уши заложило. Обрез рванулся из рук и ослепил снопом огня. А собака перестала вылезать.
Стоящая у подъезда машина радостно верещит разными механическими голосами, через одну откликается другая. Сейчас вообще-то народ должен начать высовываться в окна.
Осторожно смотрю на псину. Похоже, что сработало как надо — аккурат в башке дыра. Если после такого попадания у собаки-зомбаки мозг остался не разрушенным, то ни черта я в анатомии не понимаю. Ну так дистанция меньше метра. Пытаюсь рассмотреть, что там в подъезде за собакой. Там пусто и светло.
Саша осторожно отпускает дверь. Зомбака съезжает вниз и лежит, как и положено дохлому животному. Это вообще-то видно — живые не могут лежать как трупы. Трупы как-то по-особенному обмякают, их словно приплюскивает к земле.
— Ну что, пошли дальше?
— Погоди, перезаряжу.
Аккуратно выдергиваю гильзу — пригодится переснарядить, — загоняю патрон в ствол. Потом меняю магазин — три патрона лучше, чем два, как ни крути.
Приоткрываем дверь. Вроде пусто. Машины верещать перестали, да и собаки что-то угомонились. Пуделишко еще вякает, но без прежнего усердия, а лайка так вообще заткнулась.
Заглядываю дальше. Вроде все спокойно. Хотя покойники как раз стоят спокойно, если вспомнить неподвижного дедушку у садика.
— Мне всегда не нравилась эта гнусная Альма, и хозяйка ее, сука пьяная, тоже не нравилась, — говорит Саша сзади. — Надо бы псину отсюда убрать, иначе дверь не закроем.
— А как? Руки и ботинки марать неохота.
— Сейчас ветку сломаю потолще, оттартаем.
— Стой, только вместе!
Аккуратно выбираемся из подъезда. Вокруг много кустов, но жидких. А псина — здоровая дворняга, покрытая грязной свалявшейся шерстью, похожей на войлок, явно тяжелая, — большая и толстая. Этакий цилиндр волосатый на ножках. Наконец попадается что-то подходящее. Оглядевшись, чтоб никто не помешал, Сан Саныч младший начинает выламывать подходящий сучок. Треску от его деятельности — как от танка в лесу. Наконец подходящий сук в руках. Со стороны смотреть на него смешно. Просто иллюстрация к тому, как и что сделало из обезьяны человека. С трудом подцепив псину палкой за ошейник, Саша оттаскивает тушу в сторону от двери. Все это время для меня самое сложное не любоваться, как работают другие, а наблюдать за обстановкой. Взгляд все время возвращается к пыхтящему напарнику, а это нехорошо. Очень нехорошо. Недогляжу — обоим хана.
— А кто-то Альму хорошо драл — бочина в крови, лапа перебита, — отмечает Саша, разглядывая тушу. — Так что тут, возможно, еще собачки такие же ходят!