— В Горетовку я не поеду.
— Но надо же ей сказать.
— Скажи сам.
— Тут нужна женская деликатность.
— Позвони ей.
— Э-э-э… — он замялся. — Его тело… то есть то, что от него осталось… лежит в морге. И перед тем, как… Надо бы провести опознание.
— Считай, что я его опознала.
— Ты не понимаешь! — Он вскочил и забегал по кухне. — Ну как ты не понимаешь?! Мы должны знать наверняка, он это или не он!
— А кто же еще? Кому придет в голову спалить дом? Он это сделал мне назло.
— Дура!
— Я ему никто. — Она проигнорировала оскорбление. Не то время, чтобы обращать внимание на пустяки. — И похоронами заниматься не обязана.
— А как же его ребенок?
— Какой ребенок?
— Ты же сказала, что беременна.
— Мало ли что я сказала. И вообще. Он детей не хотел. Обо мне не позаботился. С какой стати я должна теперь им заниматься?
— Оленька… Так надо, понимаешь?
— Кому? — она смотрела в упор.
— Нам. Надо туда съездить.
— А почему ты не можешь поехать один?
— Я не хочу тебя оставлять в таком положении, одну… — мялся Ладошкин.
— Я же тебе сказала: нет никакого положения.
— Давай так. Отныне мы всегда будем вместе.
— Ты мне что, предложение делаешь?
— Э-э-э…
— Я согласна.
Она тоже встала. Смотрела сверху вниз, ростом он был ниже. Ладошкин отвел глаза:
— Ну? Когда мы распишемся?
— Э-э-э…
— Мне нужны новые документы. Хорошо, что я не поторопилась. Это будет кстати: новая фамилия и прописка. Здесь, в этом доме. Ты ведь пропишешь у себя жену? Недельки через две. Так? И ты признаешь своим ребенка?
— Ты же только что сказала…
— Мало ли что я сказала! Я сказала, что не поеду в Горетовку. А теперь говорю: поеду. Если ты так на этом настаиваешь. Гормоны, понимаешь? С беременными это случается. Но сначала я позвоню Марусе. Мне надо привести себя в порядок.
Он без сил опустился на стул и вытер со лба пот. Ольга ушла в гостиную, где остался мобильный телефон. Набрала номер и услышала знакомый голос:
— Маруся, ну куда же ты пропала?
Никто уже и не помнил, как на самом деле звали этого странного человека. Всех своих многочисленных клиенток, независимо от возраста и положения, он звал Марусями. Это имя к нему и прилипло. Маленький, полный, но подвижный, словно ртуть, и глаза такие же, блестящие, металлические, пегие волосы стянуты на затылке в хвост простой аптекарской резинкой. Эта копеечная резинка уже стала достопримечательностью салона, где самая дешевая стрижка стоила четыреста долларов. Всем своим клиенткам Маруся был лучшей подружкой, они охотно с ним откровенничали. Ходили слухи, что он гей, но это мало кого волновало. Его сексуальная ориентация и то, как он проводит свободное от работы время. Во время сеанса Маруся никогда не говорил о себе, только о женщине, над головой которой колдовали его руки. Качество бесценное в век безмерного эгоизма, когда людей интересуют только они сами, их собственные достижения и проблемы. Запись к Марусе была на месяц вперед, Ольге повезло, что было лето и многие клиентки разъехались. Кто по модным Л»рортам, кто по дачам. Договорились быстро, после чего она пошла объясняться с Лешкой.