Наутро после приезда его разбудил доносящийся из кухни дразнящий запах поджариваемой ветчины. Когда он оделся и спустился вниз, Люсин завтракала. Появление Лэндерса нисколько ее не удивило. На Люсин был какой-то мешковатый замызганный халат, из-под которого выглядывала теплая ночная рубашка. Невысокая, худенькая, она из-за огромного живота ходила переваливаясь, как гусыня. Кухня была просторная, удобная, стол у окна был залит солнечным светом. Люсин поставила перед ним тарелку аппетитной яичницы-болтуньи с коричневыми полосками ветчины и подрумяненные на огне кусочки хлеба и пошла одеваться.
Через два дня Лэндерс печально усмехался вспоминая Энни. Случилось так, как она и предвидела — он оказался с Люсин в постели, причем с опережением срока.
Произошло это совершенно неожиданно. На второе утро Люсин появилась в прелестном, до колен пеньюарчике и воздушной прозрачной комбинации. Поев Лэндерс пошел в гостиную почитать газеты, а она молча уселась неподалеку на диванчике у окна, разглядывая занесенную мелким сыпучим снежком улицу. На третье утро она внезапно плюхнулась к нему на колени смяв луисвиллскую «Курьер-джорнэл». Ни сразу, ни потом Лэндерс так и не понял, каким образом она оказалась у него на коленях. В эти часы, как нарочно, Чарли никогда не бывал дома.
Так к мерному распорядку жизни Лэндерса добавилась Люсин. Лэндерсу до смерти хотелось узнать сумеет ли он разговорить ее, поскольку, кроме односложных «привет» и «пока», он мало что слышал от нее. Они занимались любовью днем. Потом в большом стакане она обыкновенно сбивала ему сырые яйца с молоком для подкрепления сил, после чего он отправлялся в привычный обход по забегаловкам.
Чарли познакомил Лэндерса с несколькими женщинами, которые были не прочь развлечься. Почти все были замужем или помолвлены, но супруги и женихи находились у кого в действующей армии, у кого в тыловых гарнизонах, и они безумно тосковали без мужчин.
В душу Лэндерсу закрадывалось подозрение, что Чарли переспал с каждой из тех, с кем ему самому довелось провести время. Чарли ни разу не заговаривал на эту тему. Женщины тоже как воды в рот набрали ну точь-в-точь Люсин. Как будто все разом уверовали в то, что, если они молчат, значит, ничего такого не было. Видно, это давало им желанное отпущение.
Женщин было вдоволь, но Лэндерса не привлекала роль заезжего самца для утехи скучающих дамочек. На женщин его больше не тянуло, и он предпочитал коротать ночи в беседах и выпивке с Чарли.
Говорили они обо всем на свете — обо всем, кроме женщин. У Чарли Уотерфилда была одна своеобразная черта: в каждой женщине он видел леди. Он находил им любое оправдание, прощая всех и вся. Лэндерс давно заметил, что большинство его соотечественников-южан и вообще большинство американцев делят женщин на две четкие категории: целомудренные леди и продажные девки. Только черное и белое, никаких полутонов. У Чарли было иначе. Он всех числил в одной категории.