— Вали отсюда, пока я добрый, мы тебе не нищие, чтобы ты нас подкармливала, понятно? А матери, если что скажешь, то я тебе устрою такое — свет белый не мил будет! Все это выговаривается свистящим шепотом.
И не потому, что боюсь маму разбудить. От ярости у меня ком в горле застрял — ни проглотить, ни выплюнуть. А, у узкоглазой в глазах слезы. На сердоболие рассчитывает. Не на такого напала. Научен уже горьким опытом. Если она сейчас не сгинет с глаз моих, то я ей точно кровь пущу. Тут раздается слабый голос мамы. Ясно, что-то услышала, а скорее учуяла сердцем своим больным, и сейчас не дай Бог наткнется на эту немую сцену. Приходится действовать на опережение.
— Мне показалось или ты с кем-то разговаривал?
— Да, мама, тебе показалось. — После некоторой паузы добавляю: — или приснилось…
И то, и другое похоже на правду. Мамка видит настолько живые сны, что часто проснувшись, путает их с явью. Она всегда жалуется, что после таких сновидений не сразу понимаешь, в каком из миров находишься. Она, видимо, решает не спорить, и разворачивается лицом ко мне:
— Артем, ты все это время себя вел так, что с каждым днем я все более убеждалась в том, что ты уже взрослый человек. Я права?
— Да, это так, — такой поворот в разговоре меня вполне устраивает.
— И, значит, я могу попросить у тебя об одолжении?
— Мам, это я тебе по гроб жизни должен. А в чем дело?
— Ты не мог бы отрастить волосы, а? У людей такие ассоциации странные, когда они тебя видят и думают бог весть о чем, да еще меня страшным словом «скинхед» пугают. Хотя я понимаю, что все это ерунда?
— Это ерунда, но волосы отпускать я не буду.
— Но почему, Артем?
— Ты сама говоришь, что я стал взрослым…Я мужик, а не барышня, чтобы всех вокруг волосами потрясать.
— Значит все, кто не бреется на лысину…
Этому спору нет конца. Надо ставить точку.
— Мам, ну причем здесь все? Мне так нравится и точка. Ты же сама меня учила, что мы все разные, что надо поступать, как подсказывает сердце, а теперь говоришь, что я должен выглядеть, как все остальные.
— Ладно, Артем, ты же знаешь, что я никогда не вмешивалась в твою жизнь, никогда не контролировала тебя, хотя наверно должна была бы… Просто я считала и считаю, что должна доверять тебе. Если ты полагаешь, что так лучше, значит, так тому и быть, — и она устало закрывает глаза руками.
Мама поняла, что не имеет смысла настаивать. Она должна понять, что наше братство и все, что с ним связано — это сама судьба. Если я потеряю Учителя, бойцов — моих братьев, то лишусь того, что она называет смыслом жизни. В общем, когда мать на цыпочках зашла ко мне в комнату, я лежал, не шелохнувшись и делая вид, что сплю. Наушники с Тараканом и «Русь просыпается» уводят меня в мир, где все ясно и бесспорно. Она, поправив одеяло, поцеловала меня, и бесшумно вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. И от этой ее бесплотного удаления мне стало невыразимо больно за собственную резкость, нанесенную ей обиду. И подумалось напоследок: отчего же мать и сын не понимают порой друг друга?