— А она симпатичная? — воображение рисует ясноглазую светловолосую красавицу. Одним словом, Иру.
— Кто? Дашка? По мне — очень, а тебе до нее какое дело? — Федька сразу набычивается.
— Да при чем здесь твоя Дашка? — Надо же, как от любви у него крыша поехала. — Я про ее подружку.
Через полчаса мы стоим перед памятником Грибоедова. Федька уважительно кивает на памятник:
— Я ведь раньше ничего о нем не знал. А он, оказывается, не только книги писал — дипломатом был. В Персии погиб — за Россию. Я даже хотел на могилу пойти, поклониться. Только вот похоронили его в Грузии, представляешь? — и он выглядит недоумевающем человеком.
Я вполне разделяю недовольство своего дружка столь печальным фактом в биографии великого поэта и дипломата, читал про него в мемуарах, посвященных современникам Пушкина. С удовольствием развиваю эту тему, но тут Федя прерывает начатую лекцию:
— А вот и девочки!
И тут же суровеет, пристально вглядываясь в приближающуюся парочку:
— А это кто цепляется к ним?
И в самом деле, рядом с нашими девчонками шагают вразвалочку двое мужиков лет этак под сорок. И на лбу у этих уродов написано, что с гор они спустились только вчера, временно расставшись со своими баранами. Федька, расталкивая прохожих, кидается к экс-пастухам с кавказских гор, в следующее мгновение его кулак «достает» хлебальник лузера, кротко возмутившегося тем, что его, видите ли, толкают.
Одна из девчонок взвизгивает, другая успокаивает ее.
— Чего вопишь, дура? Это же Федя, он сейчас этих черных уроет.
Но тут на помощь лузеру бросается его коллега с гор и они вдвоем начинают мутузить Федьку. Догадка девчонки о том, что у Федьки есть намерение урыть черномазых становится весьма спорной. Я, стряхнув оцепенение, кидаюсь на помощь Федьке — и силы в кулачном бою выравниваются. Конечно, за несколько дней тренировок я не стал Шварцнеггером, но, что чувствую себя увереннее, это точно. Черный крошит мне подбородок, я не остаюсь в долгу и наношу ему прямой по носу. Под моим кулаком слышу и чувствую хруст. Черный хватается за свой шнобель, и воет от боли. Нам требуются пару секунд, чтобы, наподдав незадачливым ухажерам еще пару тумаков, под трель милицейского свистка кинуться в разные стороны. Федька, прежде чем исчезнуть, кричит, что через полчаса снова будет перед Грибоедовым. Короче, мы встречаемся, но уже без всяких приключений. Дашка, что и говорить, хороша, чего нельзя сказать о ее подружке. Впрочем, знакомство вполне можно продолжить. А что делать? К крутым девчонкам надо подъезжать на крутой тачке. Мы идем и болтаем, то есть соловьем заливается Федор перед своей Дашкой, а я предпочитаю помалкивать. Но и она на него смотрит влюбленными глазами, как на героя, видно, у них все на мази. Наверное, взаимная любовь — это чудо, а в моей жизни чудес не бывает.