Нанесение ущерба государственной промышленности, транспорту, торговле, системе денежного обращения или же системе кредитов, равно как и системе кооперации, совершенное с контрреволюционными целями, и использование в контрреволюционных целях государственных учреждений… а также препятствование их нормальной деятельности, равно как и использование государственных учреждений и фабрик в интересах их бывших владельцев… влечет за собой применение высшей меры социальной защиты — расстрел[66].
На основании статьи 58–12 были осуждены многие жены. Часть ее сформулирована следующим образом:
Несообщение о подготовке или совершении контрреволюционного преступления влечет за собой… лишение свободы на срок не менее шести месяцев. (6 июня 1927 г.)[67].
Обвиняемому почти никогда не разрешали видеться со своим адвокатом в ходе ведения допросов. Он оставался один на один с более или менее опытными следователями НКВД, спокойными, вкрадчивыми и педантичными. Хотя согласно правилам проведения этой процедуры следствие не должно было длиться больше двух месяцев, обвиняемый мог иногда томиться и годы в тюрьме вместе с другими мужчинами и женщинами, находящимися под следствием. Это, очевидно, давало следователю возможность использовать данное обстоятельство в качестве дополнительного, более мощного нажима: «Если вы не хотите признать себя виновным, возвращайтесь назад и все обдумайте, если же вы признаетесь, то суд будет очень коротким, а потом — годик в Сибири, где у вас будет хорошая работа, будете получать зарплату, жить дома, иметь относительную свободу передвижения по городу и возможность видеться с семьей…»
Довольно широко была распространена практика обвинения и осуждения на основании свидетельских показаний другого арестованного или же их обоих — на основании свидетельских показаний третьего чело века, все еще находящегося на свободе. Некто А. дает свидетельские показания о том, что гражданин В. назвал Сталина сукиным сыном, которого надо застрелить.
Будучи арестован, гражданин В. в конце концов признается, что он это говорил, и далее утверждает, что при этом присутствовал гражданин С., согласившийся с высказанным мнением о Сталине. Когда арестовывают гражданина С., то он все отрицает, а затем на очной ставке с гражданином В. он признает, что такой разговор действительно имел место, но настаивает, что он был начат гражданином А. Гражданина А. арестовывают, как и этих двух, за подготовку террористического акта против руководителей партии и правительства, но он ходатайствует о смягчении наказания на том основании, что он начал этот разговор специально, чтобы разоблачить контрреволюционные действия В. и С. и передать их в руки властей. Через шесть месяцев, в течение которых граждане А., В. и С. не переставали изобличать друг друга, они высылаются на Камчатку сроком на десять лет.