Пушкин вошел. Комната была, как и следовало ожидать, обставлена недурно и не имела в своем интерьере никакой персидской экзотики, разве что на изящном мозаичном столике стоял серебряный кувшин, покрытый великолепной чеканкой, несомненно привезенный купцом с собой, да лежали несколько книг в коричневых кожаных переплетах, вряд ли входивших в гостиничные принадлежности.
Мирза Фируз сидел у помянутого столика: человек достаточно преклонных лет, но, несмотря на это, державшийся удивительно прямо, с узким лицом, с подкрашенной хной бородой и пронзительными серыми глазами, выдававшими недюжинный ум. Перебирая большим пальцем правой руки янтарные зернышки четок, он сказал нейтральным тоном:
— Садитесь. Мой человек сказал, что вы имеете отношение к Третьему отделению? — Его русский был весьма неплох. — Признаться, мне не понятно, чем я мог ваше учреждение заинтересовать…
— Именно тем, простите за каламбур, и заинтересовали, что человек вы небезынтересный, — сказал Пушкин, усаживаясь. — Даже собранные о вас поверхностные сведения рисуют образ любопытной персоны, не вполне вписывающейся в привычный облик купца. Вы купец, конечно, давно и успешно торгуете ювелирными изделиями, у наших богачей имеющих большой спрос… Но в то же время, мне стало известно, вы еще и проявляете стойкий интерес к ученым книгам, даже сюда взяли их несколько. — Он указал на столик. — Сплетники имеются у всех народов, и Персия — не исключение. Были опрошены двое проживающих в Петербурге персидских купцов мелкого пошиба, и они охотно — надо полагать, одержимые завистью, — поведали о вас немало интересного: вроде бы вы связаны некими узами с суфийскими братствами, особенно интересуетесь трудами по некромантии, магии и чернокнижию былых столетий…
— Неужели это запрещено законами Российской империи? — Спокойно, с большим достоинством спросил мирза Фируз. — Насколько я знаю, вашей тайной полиции совершенно неинтересны персидские книжники и уж тем более суфийские братства, свою деятельность на территорию вашей империи нисколько не простирающие…
— Вы, может быть, не поверите, но у нас самые разносторонние интересы, — сказал Пушкин. — Итак… Вы, помимо торговых дел, известны еще и ученостью настолько, что ваше имя неизменно употребляется в сочетании с почетным титулом «мирза»…
— Это не преступление.
— Ну разумеется, — сказал Пушкин. — Просто события обернулись так, что мне необходимы ваши консультации по делам, в коих вы разбираетесь лучше моего…
— Рад был бы вам помочь при других обстоятельствах. Но я уезжаю, быть может уже сегодня вечером…