— Как государь? — негромко спросил князь Вяземский.
— Государь не из тех людей, на кого подобное может оказать… неприглядное действие. Полон энергии и нынче же ждет нас с подробнейшим докладом, — ответил Бенкендорф. — Так что следует подготовиться, господа. И вот еще что. Я прекрасно понимаю владеющие вами чувства, мне самому искренне жаль Александра Сергеевича, ценнейшего сотрудника и талантливого поэта… но эту историю следует немедленно закончить подобающим образом.
— Простите? — поднял брови Дуббельт.
— Секретность остается секретностью, — сказал Бенкендорф, отстраненно, без всякого выражения выговаривая слова. — Необходимые меры в Сарском уже приняты, все свидетели будут молчать. Будут, — повторил он твердо и убежденно. — Меж тем… Смерть столь заметнейшей личности, каковой был Александр Сергеевич, должна быть в самое короткое время убедительно объяснена обществу. Я повторяю — убедительно. То есть, мы обязаны, сохранив в тайне подлинную правду, немедленно, нынче же, сейчас найти некое объяснение его смерти, не выходящее за пределы… — Он помолчал и с горькой улыбкой закончил: — обыкновенного состояния умов. Материализма, будь он проклят. Иначе… Нам попросту не поверят, и могут возникнуть самые дурацкие пересуды. Ничего этого не существует, господа, — ни Особой экспедиции, ни заграничных миссий Александра Сергеевича, ни происшедшего сегодня в парке. Ничего. Из этого и следует исходить. У кого-то есть соображения?
Теперь чадили сразу три свечи. Царило молчание.
— Разбойники? — предположил вслух Вяземский. — Грабители с Васильевского острова?
Граф поморщился:
— Это, конечно, материалистично, но все же… Как-то не так все должно было кончиться, князь…
— Вам еще и толику романтики подавай, Александр Христофорович? — не без язвительности спросил Вяземский.
— Петр Андреич…
— Простите, ваше сиятельство. Нервы…
— Я понимаю. Но, видите ли… Любой, конечно, может стать жертвой ночных грабителей, и все же при этом варианте сохраняются слухи, сплетни, пересуды… Необходимо что-то более убедительное… я не в состоянии это сформулировать точнее… Убедительное и… естественное, если можно так выразиться.
— Дуэль, — сказал Дуббельт, ни на кого не глядя.
— Леонтий Васильевич?
— Вот именно. Дуэль. Учитывая репутацию Александра Сергеевича, будем откровенны, изрядного бретера, задиры, имевшего множество поединков, общество ни на миг не усомнится…
— Как вы это себе представляете?
— Очень просто, ваше сиятельство. Александр Сергеевич в последнее время ухаживал за Катишь Черновой, о чем втихомолку судачил весь Петербург. Его нешуточным соперником в этом предприятии был некий французский хлыщ, совершенно незначительная личность, не имеющий здесь связей и особых знакомств, зачисленный в кавалергарды исключительно благорасположением государя… приемный сын французского посланника…