У меня единственная задача, когда я выхожу к вам, – хоть немножечко вернуть атмосферу нашей компании, когда я только начинал писать свои песни. Я вообще, когда пишу песни, рассчитываю на своих близких друзей, с которыми начинал. У меня это вошло в привычку. И никогда не делаю разграничения, что у меня будет такая аудитория или сякая, я не делаю различия между физическим и умственным трудом и всегда предполагаю, что это та аудитория, которая будет мне доверять. Если атмосфера доверия устанавливается в зале – больше мне ничего не надо.
И возможно, из-за этой атмосферы к этим песням тянутся люди, собираются в больших количествах, чтобы их слушать, – из-за этой доверительной интонации, из-за этой раскованности, свободы, непринужденности. В общем-то, я уже около пятнадцати лет стараюсь не слезать с пика. Уже много раз обо мне говорили: «Ушел. Всё. Кончился». И так далее, и так далее. Однако если я пробую выступать на стадионах – пять раз в день, по пять тысяч человек, – они полны, и невозможно попасть. То есть все это неправда – люди тянутся и хотят слушать эти песни.
Я вообще должен вам сказать, что, когда выхожу на эту площадку, стараюсь не кривить душой и говорить все, что думаю. Мне нет смысла отвечать неискренне. Я пришел сюда не для того, чтобы кому-то нравиться. Зрителям всегда интересно знать: что там у тебя за рубахой, под кожей? Что ты из себя представляешь? Мне нет смысла сейчас ни лгать, ни притворяться. Хотите верьте, хотите нет, но я во всех своих встречах стараюсь разговаривать искренне – иначе нету смысла выходить… Поэтому все, что я буду вам сегодня говорить и петь, – это есть истина для меня на сегодняшний день.
Я так думаю, это мое собственное, сугубо мое мнение. С ним можно соглашаться или нет – это дело каждого сидящего в зале, но я говорю только то, что я теперь на самом деле думаю.
Иногда мне присылают письма и спрашивают на выступлениях: «Что у вас идет после такого-то слова?» Я тоже прихожу в недоумение, потому что и сам забыл. Я начинаю, значит, где-то искать, достаю с нижней полки, смотрю, восстанавливаю – и вдруг вижу, что эту песню еще можно петь: хоть она и старая, прежняя, а тема не ушла. Отряхнешь пыль, переменишь какие-то слова, переменишь немножечко музыку, чего-то допишешь, потому что хозяин – барин, и снова поешь. Так что песне, в отличие от человека, можно продлить жизнь. У песен счастливее судьба, чем у людей, потому что хороший, достойный человек очень много волнуется, нервничает, беспокоится за своих близких и помирает раньше, чем плохой. Так уж случилось: всегда «смерть самых лучших намечает и дергает по одному…». А вот плохой человек дольше живет, потому что он мало тратится.