Она расчесала ему волосы и снова его поцеловала.
– Все!
– Нет не все! Пойдем продолжать переодевание. Ко мне – это рядом.
Пока он был под душем и одевался, она смотрела его картины, и они, конечно, нравились.
– Ты поешь? – спросила она, когда он был готов, кивнув на гитару!
– Попеваю.
– А какая разница?
– Ну, я говорю нараспев стихи и перебираю струны. Получается печально и интимно. Вот так! – Он перебрал струны.
– Спой!
– Я не пою.
– Ну говори под гитару.
– Как-нибудь потом. Пойдем что-нибудь съедим и выпьем!
Они спустились в ресторан. Официанты узнавали его и благосклонно оглядывали его спутницу. И из уважения приветствовали его по-русски. Только вместо «здравствуй» говорили «спасибо!».
– Они тебя любят! – сказала она, когда они устроились за маленьким столиком на террасе – прямо над морем.
– Они любят русских, – ответил он.
– Почему?
– Потому что мы славяне и из-за войны. В Югославии знают, что это такое.
– Везде знают, что это.
– В Югославии особенно. Они даже говорят: наша страна до Владивостока.
Оркестр заиграл какую-то русскую песню, и певица спела ее по-югославски.
– Мне мясо, – сказала она официанту, – и кофе.
– Мне тоже и… что-нибудь выпить.
– Русская? – улыбнулся официант.
– Нет! Француженка.
– Но это то же самое, – нашелся официант, не желая ее обидеть, и убежал.
– А ты красивая, – сказал он вдруг, – жаль, если бы ты утонула!
– Я не утонула бы. Ты что рисуешь?
Он рисовал на салфетке.
– Тебя! Как ты выходишь из воды.
– Из морской пены! Афродита пенорожденная! Нарисуй что-нибудь из Москвы.
– Хорошо. А ты будешь узнавать, что это.
– Я постараюсь, если ты хороший художник.
– Я хороший!
– Я говорю, если ты хороший художник.
– Я хороший художник. Что это?
– Это Кремль.
– Надо же. Неужели похоже?
– Похоже.
Салфетки (ложились на стол) с видами Москвы.
– Этого я не узнаю, – сказала она.
– Это мой дом.
– Где это?
– На Садовом кольце, около площади Маяковского.
– А это набережная Сены! Ты был в Париже?
– Нет! Но это набережная Москвы-реки.
– Может быть – я не помню. Но это правда площадь Согласия! – воскликнула она. – Откуда ты знаешь?
– Видел в кино. И вот еще.
Он набрасывал карандашом контуры всем на свете знакомых парижских достопримечательностей, и оркестр вдруг заиграл французскую мелодию, сразу после русской, без перехода, и певица спела ее по-югославски.
Пришел официант, чему-то ухмыляясь. Это, вероятно, он попросил оркестрантов сыграть что-нибудь для французской гостьи.
<1973 или лето 1974 года>