Определенно пора было что-то предпринимать, пока мой запас удачи не вышел весь окончательно. Так что, как и много раз до того, я позволил своей репутации поработать на меня и подал прошение о переводе в воинскую часть. Любую. Тогда мне было просто все равно. Долгий опыт научил меня, что возможностей позаботиться о сохранности своей шеи гораздо больше там, где мое служебное положение выше, чем у всех окружающих офицеров.
– Думаю, что просто не создан для того, чтобы тасовать бумажки, – заявил я извиняющимся тоном невежественному коротышке с физиономией хорька из штаба лорда-генерала.
Он рассудительно кивнул и делано пролистал мое личное дело.
– Не могу сказать, что удивлен, – ответствовал он, слегка гнусавя. Как он ни старался казаться спокойным и собранным, движения выдавали его волнение в присутствии живой легенды; по крайней мере, именно этим мгновенно прилепившимся словечком меня обозвал чертов комментатор пикткаст-передачи после осады Перлии. Конечно, после этого я тут же обнаружил свою ухмыляющуюся физиономию на вербовочных плакатах по всему сектору, и стало невозможно пойти выпить чашечку кофе, чтобы мне под нос не сунули кусок бумаги с просьбой подписать его. – Не каждому это подходит.
– Жаль, что не все мы в равной мере преданы осуществлению плавного хода имперской машины, – сказал я. Он на секунду остро взглянул на меня, гадая, не поддевка ли это, – а это именно она и была, – но потом решил, что это просто дань вежливости. Я решил подлить немного масла в огонь. – Боюсь, что слишком долго был солдатом, чтобы теперь менять свои привычки.
Это, конечно же, оказалось именно тем, что должен был сказать Герой Каин, и хорькомордый принял все за чистую монету. Он взял мое прошение о переводе так, будто это была реликвия одного из благословенных святых.
– Я лично займусь этим вопросом, – заключил он и, провожая меня до выхода, практически кланялся по дороге.
И вот таким вот образом, месяц или около того спустя, я оказался на борту шаттла, приближающегося к ангарному отсеку «Праведного гнева», потертого старого военного транспорта, как две капли воды похожего на тысячи подобных судов на службе Империума, почти на каждом из которых мне довелось попутешествовать за прошедшие годы. Знакомый запах корабельного воздуха, спертого, регенерированного, с неразрывно вплетенными в него запахами едкого пота, машинного масла и вареной капусты, с шипением проник в пассажирское отделение, как только открылись затворы люка. Я с благодарностью втянул его в себя, поскольку он вытеснил не менее знакомый запах стрелка Юргена, моего бессменного подручного уже двадцать лет, с начала моей карьеры.