– Ты надел его?
– Я был молод и опрометчив, что ещё можно сказать? Да, надел. В течение нескольких часов ручейки варпа вливались в мой восприимчивый мозг. И ты знаешь…
– Что?
– Это было восхитительно! Чувство свободы! Наконец я почувствовал настоящий мир! Я пересёк черту и был счастлив. Внезапно я увидел мир таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким хотелось бы Министоруму и гнилому сердцу Императора. Бездна вечности! Хрупкость человеческой расы! Красота варпа! Недолговечное сокровище плоти! Несравнимая сладость смерти! Все это!
– И так ты перестал быть Понтиусом Гло, седьмым сыном влиятельного Имперского Дома, и превратился в другого Понтиуса Гло – садиста, идолопоклонника и святотатца?
– Мальчик, да у тебя просто страсть какая-то…
– Спасибо, что рассказал мне это, Понтиус. Это многое говорит о тебе.
– Но я только начал…
– До свидания.
– Эйзенхорн! Эйзенхорн, подожди! Прошу! Я…
Люки камеры с лязгом закрылись за моей спиной.
Я выждал два дня, прежде чем вернуться. На сей раз он был угрюм и капризен.
Я вошёл в камеру и опустил на ступеньки большой поднос.
– Даже не думай, что я стану говорить с тобой, – проворчал Гло.
– Почему?
– В тот день я обнажил перед тобой свою душу, а ты… просто ушёл.
– Теперь я вернулся.
– Да. вернулся. Ты подошёл к черте?
– Ты мне скажи. – Я наклонился к подносу, медленно взял графин и налил себе большой бокал амасека.
Погоняв напиток в бокале по кругу, я сделал изрядный глоток.
– Амасек?
– Да.
– Сорт?
– Пятидесятилетний гаталаморский, вызревавший в бочках из древесины дурнишника.
– Он… хорош?
– Нет.
– Нет?
– Он совершенен.
Из ларца послышался вздох.
– Так что ты там говорил о той линии? – спросил я.
– Я говорил, что очень зол на тебя, – упрямо ответил Понтиус.
– Ох. – Я небрежно взял папиросу с лхо из картонной пачки, позаимствованной из комнаты Терезы Унгиш. Прикурив, я глубоко затянулся и выдыхнул дым в сторону адского ларца. Всего лишь полчаса назад Нейл ввёл мне мощные антитоксиканты и антиопиаты, но я специально откинулся назад, делая вид, что наслаждаюсь дымком.
– Это папироса с лхо?
– Да, Понтиус.
– Кхм…
– Так что ты говорил?
– Она хороша?
– Что ты собирался сказать?
– Я… рассказал тебе о том, как соскользнул. Как пересёк черту. Чего ещё тебе от меня надо?
– Остальное. Ты ведь полагаешь, что и я перешагнул эту грань?
– Да. Это заметно по твоему поведению. Ты похож на человека, узревшего глубину величия варпа.
– С чего бы это?
– Я уже говорил тебе, что такое рано или поздно случается со всеми инквизиторами. Мне не сложно представить тебя молодым человеком жёстких пуританских взглядов, учащегося школума. Должно быть, тогда все казалось простым и ясным. Есть свет, и есть тьма.