и помогают возвращению, после периодов смуты, этнической системе в нормальное состояние. Они же в других случаях
способствуют смене культурной темы этноса и его спонтанному самоструктурированию.
Нехватка в обществе таких лиц приводит к тому, что этнос не может не пережить функциональную смуту, ни воспринять новую культурную тему. Изучая любой этнический процесс, мы должны иметь ввиду деятельность носителей личностного сознания. Она, в частности, может приводить к тому, что этнос действует вопреки своей сиюминутной прагматической выгоде.
В заключении следует отметить, что вопреки может быть сложившемуся у читателя представлению, применение этнологического методик изучению исторического материала является весьма трудозатратным. Данный подход требует знакомства с огромным массивом литературы, поскольку никогда невозможно сказать заранее, где и когда исследователь столкнется со “странностями” в поведение этноса, а затем — изучение каких сфер жизни этноса, каких страниц его истории могут помочь эти странности объяснить. Приведенные выше теоретико-методологические положения играют только вспомогательную роль, поскольку, например, никогда заранее нельзя сказать на какие внутриэтнические группы можно условно разделить этнос и как протекает взаимодействие этих групп. Однако те тезисы, которые мы выше привели, могут рассматриваться в качестве принципов интерпретации исторического материала, аналогичные по своему значению тем принципам, которые мы привели в главе 1 относительно эволюционистской, диффузионистской и функционалистской этнологических школ. Ведь несмотря на трудоемкость историко-этнологического метода, его применение дает возможность объяснить феномены, необъяснимые никаким иным образом.
1. Как метод эмпатии можно применить к изучению исторического материала?
2. Возможно ли для изучения этнических констант применение формализованных методик?