— Я рассказала вам все, Алекс.
— Тогда о чем вы беспокоитесь? Остальное не имеет значения.
— Вчера вечером я поискала кое-что в Интернете. — Она теребила носовой платок. — Хотела посмотреть, как подобные случаи освещались в прессе. Чтобы знать, на что рассчитывать.
Похоже, мои попытки успокоить ее не увенчались успехом.
— Среди прочего я нашла вашу прошлогоднюю статью в «Таймс», в которой вы рассказываете, как скверно иногда обходится с людьми закон. После этого я не могла заснуть всю ночь.
— Я писала о старом деле, Пэйдж. Теперь все изменилось.
В конце двадцатого века во всех американских штатах появился специальный закон о защите жертв сексуальных преступлений, согласно которому их запрещено расспрашивать об интимных контактах с любыми мужчинами, кроме обвиняемого. Но до этого любую женщину, у которой до изнасилования были любовники, автоматически считали ответственной за то, что произошло между ней и подсудимым. Суд представлял себе идеальную жертву как «девственницу с безупречной репутацией».
— А как же тот процесс, о котором вы писали в газете? — спросила Пэйдж.
— Он закончился еще до того, как я поступила в университет. Это давняя история.
Когда-то меня потрясло, что в мое время и в моей стране нашелся суд, оправдавший насильника только потому, что пострадавшая не была девственницей. Прибегая к цветистой риторике, достойной древнеримских ораторов, судья вопрошал присяжных: «Кому вы больше склонны доверять — опытной развратнице Мессалине или скромной и целомудренной Лукреции?» Очевидно, в 8-м судебном округе неверную жену Клавдия считали символом ненадежной свидетельницы и противопоставляли ей добродетельную Лукрецию, которая предпочла скорее умереть, чем тащить насильника в суд.
— Ничего подобного вам больше не грозит, — заверила я Пэйдж. — Теперь никто не станет задавать вам вопросы о личной жизни.
— Пойдемте, Пэйдж, — сказал Мерсер, направляясь к двери. — Алекс перережет глотку каждому, кто посмеет обратиться к вам с таким вопросом. Будьте уверены.
Они уже были на пороге, когда она обернулась и посмотрела на меня.
— Мне надо сказать вам еще кое-что, Алекс.
Я застыла с документами в руках. До моего выступления в суде оставалось меньше часа. Если Пэйдж скрыла от меня какие-то факты, сейчас самое подходящее время узнать это.
— Вчера вечером мне звонил человек, с которым у меня были… некоторые отношения.
— Сексуальные? — спросил Мерсер. На условности уже не оставалось времени.
— Сначала чисто дружеские. А потом — и сексуальные.
Я встала из-за стола.
— Ближе к делу. Это имеет отношение к Эндрю Триппингу? Или к нашему процессу?