— А вы не припомните какого-нибудь эпизода? Может быть, вам доводилось беседовать о чем-либо?
— Только один раз. Это выглядело несколько странно, да… Во всяком случае, я тогда был удивлен. Мы никогда дотоле… я хочу сказать — мы были мало знакомы. Поэтому меня очень удивило, когда она сказала, что хотела бы поговорить со мной с глазу на глаз.
— Что ей было нужно?
— Вот об этом и я себя спрашивал… Оказалось — совсем обычное дело… Мы спустились в нашу столовую… Она просила меня помочь устроить на работу кого-то из ее близких… Даже не помню, то ли дружка, то ли брата, что-то в этом роде…
— Полировальщик по специальности?
— Вы его знаете? Да, да, сейчас я припоминаю, именно полировальщик. Но я ничем ей не смог помочь. Тогда мы увольняли даже своих, а не то что…
— После того случая вам с ней беседовать не доводилось?
— Нет.
— А когда происходил разговор, о котором вы упомянули?
— Где-то зимой, в прошлом году… Может, в январе-феврале. Помню, что снег был и Новый год уже позади.
— Спасибо. На этом и кончим.
После того как бухгалтер, несколько удивленный тем, что все обошлось и дело ограничилось совсем вроде бы незначительными вопросами, вышел, Штрекар сказал:
— Валент уехал в Германию в прошлом году, в марте.
Дверь тихонько открылась и закрылась, Гашпарац снова стоял у окна. Послышались мелкие женские шажки. Обернувшись, он увидел маленькую, довольно полную женщину лет пятидесяти. Она, по-видимому, только что сделала прическу, но подкраситься забыла. Лицо было очень бледным, с темными подглазьями, выражение мягким и любезным. Женщина производила впечатление скромной особы.
— Мне очень приятно, что вы про меня вспомнили, — сказала она. — Хоть говорить мне об этом страшно тяжело… Я любила Розочку как родную…
Штрекар и Гашпарац переглянулись.
— Вы хорошо ее знали?
— По правде говоря, узнать ее было нелегко… И все же могу сказать, что знала ее неплохо, насколько это вообще возможно.
— Лучше, чем другие в бюро?
Гашпараца покоробил резкий и надменный тон Штрекара: он боялся, что у женщины пропадет желание отвечать на вопросы.
— Безусловно, — кивнула женщина. — Я знала ее еще девочкой. Когда-то я ведь тоже жила на Гредицах.
Штрекар бросил быстрый взгляд на Гашпараца и коротко спросил женщину:
— Когда?
— Да сразу после войны, вплоть до пятьдесят пятого. У моих родителей там был дом. И, выйдя замуж, я с покойным мужем некоторое время жила там. Вместе с родителями. И потом я не порывала связи с Гредицами. В те времена это было село. Домов было куда меньше. И все друг друга знали. Я знаю и мать Ружицы… Знаю, как тяжко им жилось после смерти отца… Это ведь я устроила Ружицу сюда на работу. Когда умер ее отец, она ушла из школы, поступила на курсы машинописи.