Я замер столбом, внутри все похолодело, а мозг, наоборот, казалось, разогрелся почти до точки кипения.
— Почему ты не сообщила мне? Почему не спросила у меня разрешения?
— Я действовала согласно инструкции, капитан.
— Больше так не делай.
— Не могу обещать, сэр.
— И когда прибудет флот? — спросил я, помолчав.
— Время на прохождение сигнала направленного сообщения отсюда до ближайших систем Аливрии составляет примерно неделю. Путь флота ОСА займет еще один или два дня.
— Сигнал движется медленнее флота? — удивился я.
— Разумеется, сэр. Флот оснащен гипервременными двигателями. И еще, капитан. Вы можете ускорить посылку сообщения, если отдадите приказ построить гипервременной зонд, который отправится прямиком к Аливрии, что позволит сэкономить дней пять.
— Нет, — выдохнул я, — не стоит. Кстати, Аливрия — это что?
— Центральная планета, можно сказать — столица человеческой цивилизации.
— А Земля?
— Это и есть Земля, сэр. Просто шесть сотен лет назад, в разгар эпохи колонизации, она была переименована. Я употребляю слово Земля для того, чтобы избежать путаницы в нашем с вами общении.
— А ОСА расшифровывается как…
— Объединенные Системы Аливрии.
— Ладно, Эльва, довольно об этом. Опять башка разболелась. Вы что, даже воскресить по-человечески не можете?
— Капитан, длительность вашего плохого самочувствия аномальна. Возможно, это результат экспериментов, проводимых над вашим телом в криокапсуле.
— И что это были за эксперименты? — нервно спросил я.
— Не могу знать, сэр. Информация засекречена даже от меня.
Как же все плохо-то!
Я подошел к скафандру, провел пальцами по гладкой холодной поверхности, закрыл ладонью один из фонарей на груди и немного полюбовался проступающим под пальцами красноватым сиянием. Вроде бы не испытываю чувства нереальности, но от этого не становится легче. Чувствую себя усталым и пьяным — закрадываются мысли, что мне нужна помощь психиатра.
Ладно, отбросить сомнения в своем психическом здоровье и залезть в скафандр — настала пора готовиться к спуску на Эльву Двадцать-четырнадцать.
Скафандр принял меня в себя как родного. На этот раз я не испытывал того ужасного давления, которое навалилось на меня во время «первой примерки». Напротив, когда тела коснулся гладкий и мягкий материал обивки, я ощутил тепло и защиту — наверно то же чувствует еще не вылупившийся птенец. А опустившееся забрало шлема наделило каюту такими красками, слово я оказался в картине одного из великих художников-реалистов.
Взвалив на плечо ракетомет и убедившись, что боезапас полный, я удовлетворенно хмыкнул: